Бог Войны - Рина Кент

Я возвращаюсь в ее спальню и беру первую попавшуюся вещь — белую шелковую ночнушку. Когда я возвращаюсь, нахожу ее в той же позе, смотрящей в пол с полотенцем на голове.

Со вздохом я встаю за ней и опускаю молнию на ее платье, обнажая фарфорово-белую кожу, покрытую блеском воды.

Я помогаю ей выскользнуть из платья, прилагая максимум усилий, чтобы не погладить ее твердые соски, не коснуться ее промежности или не шлепнуть по заднице для закрепления эффекта.

Господи Иисусе.

Желание поступить правильно с этой женщиной на практике оказывается сложнее.

Я пытаюсь подтолкнуть ее к душу, но она не шевелится. Кажется, она отключилась. Что не всегда плохо, потому что хотя бы так она менее разрушительна.

Я тщательно вытираю ее, стараясь не задерживаться на ее груди или между ног, а затем, чтобы избежать искушения, надеваю на нее белую ночнушку.

Нет. Так не лучше.

Ее мокрые светлые локоны ангельски обрамляют ее лицо, а шелковая ткань нежно облегает ее кожу.

Я поднимаю ее на руки и несу, затем кладу на кровать и накрываю одеялом.

Она лежит на спине, глядя в потолок, как будто меня нет.

Мои губы касаются ее лба.

— Спокойной ночи, красавица.

Я уже собирался отстраниться, но она сжала мои щеки и прижала мой рот к своему. Рану жжет, но меня это не волнует, потому что, когда она отпускает меня, ее лицо озаряет мягкая улыбка.

— Спокойной ночи.

И тогда ее глаза закрываются.

Наблюдая за ее мирным выражением лица, я почти забываю, что женат на той, кого общество считает безумной.

Хуже того, она об этом даже не знает.

И я постараюсь, чтобы так и оставалось.

Глава 17

Ава

Утро начинается на удивление бодро. Я не спала так крепко уже… ну, в общем, никогда, если подумать.

Если не считать очень далекого, едва запомнившегося детства, у меня часто были проблемы со сном.

В конце концов, это пугало меня до такой степени, что я всегда следила за тем, чтобы спать в одиночестве и никогда не спать с другими.

Единственным человеком, которому я доверяла, и который не выдал бы мое хаотичное психическое состояние и трагическое будущее, была Сесили.

Когда мы учились в университете, она часто проверяла меня перед сном, стояла рядом, пока не убеждалась, что я приняла лекарство, и даже готовила мне стакан молока или травяной чай.

Отчасти причиной того, что в последние годы учебы в университете я падала с меньшим изяществом, чем разбитый фарфор, стало осознание того, что у нее своя жизнь. Ожидать, что она останется со мной навсегда, когда я точно знала, что она мечтает о собственной семье, было эгоистично и постыдно.

Мои собственные мысли — ревность к Джереми и неспособность принять свое новое положение — вот что довело меня до крайности.

Алкоголь, наркотики и любые формы избегания реальности. Чаще всего я теряла контроль над реальностью и сильно переживала из-за самой возможности того, что папа обо всем догадается и отправит меня в психиатрическую клинику.

Несмотря на два года забвения, моя нынешняя жизнь кажется мне самой стабильной за долгое время.

И также самой запутанной.

С одной стороны, я очень благодарна и довольна своей сбалансированной рутиной, но с другой — с ужасом думаю о том, что мой муж-тиран имеет к этому какое-то отношение.

Мои шаги осторожны, когда я бросаю взгляд на противоположную сторону коридора, где находится комната Илая.

На верхней ступеньке я останавливаюсь и провожу рукой по своему муслиновому платью в цветочек, которое обтягивает меня на талии и останавливается прямо над коленями.

Оно довольно скромное по сравнению с топом и мини-юбкой, которые я собиралась надеть.

Возможно, это как-то связано с тем, что я не могу найти в себе силы противостоять мужу. Не сегодня утром.