Преданный друг - Юлия Леру

— Бьется в тесной печурке огонь, — тихо напевала и моя бабушка, вспоминая, — На поленьях смола, как слеза…

Много солдат писало той Вале потом письма с фронта, благодаря ее за песни и за тепло. Они с бабушкой тоже переписывались уже после Победы, и оставались добрыми друзьями многие годы.

Я слышала эту историю много раз, но Егор и Лаврик нет, и когда моя бабушка пустилась в воспоминания, четко и очень ярко воскрешая перед нами те далекие дни, они буквально ловили каждое ее слово.

— Тяжело тогда было нам, мой дорогой, ой, тяжело, — сказала бабушка, обращаясь по-прежнему к Лаврику, раз уж он задал вопрос. — Но вот тогда страх и ушел от меня. Некогда мне было тогда бояться за себя. За других мы сильнее боялись. Мы ведь здесь, в тылу оставались, врага не видели, под пули не ходили. А солдаты чуть подлечатся — и обратно на фронт.

Вокруг нас носились оголтелые дети, и из колонок Татьяна Буланова призывала свой ясный свет ей обязательно написать, а мы втроем сидели и слушали мою бабушку, и Лаврик даже забыл о том, что собирался потащить Егора на колесо еще раз, как только мы доедим. А потом мы все вместе отправились провожать бабушку домой.

Я навсегда запомнила тот день не только из-за открытия парка. С того дня, с бабушкиного рассказа и ее воспоминаний в некотором роде началась наша настоящая дружба.

В тот День победы мы втроем уговорили бабушку прийти к нам в класс. Она согласилась, и вот уже все мои одноклассники, включая балбеса Сашку Лапшина, забыв про все и вся, слушали ее рассказ и уносились на волнах ее воспоминаний в далекое, но еще такое близкое прошлое.

— Нет, Анне Емельяновне надо написать мемуары, — заявил впечатленный Лаврик, когда мы шли вместе со школы домой и уже по привычке завернули в парк. Егор согласно угукнул, видимо, все еще находясь во власти бабушкиного рассказа. — Она так здорово рассказывает!.. Ник, а ты знаешь ту песню, которую она тогда пела? Ну, эту, про печурку?

Я замялась.

— Знаю.

— Спой нам, — сказал он просто.

— Да, — поддержал Егор, — давай.

Я внимательно и долго разглядывала их обоих, раздумывая, обидеться мне или нет.

— Вы насмешничаете надо мной?

— Насмешничаем? — Лаврик изумленно вздернул брови, будто услышав это слово впервые, потом нахмурился, покачал головой. — Над друзьями не насмешничают, Ника.

Я до этого и не знала, что у меня есть самые настоящие друзья.

…Не знаю, сколько я сидела там в окружении призраков прошлого и смотрела на колесо.

В какой-то момент мое уединение нарушил легкий звук быстрых шагов по каменной плитке, а потом один из призраков обрел плоть и кровь, когда перед скамейкой остановился Егор.

ГЛАВА 12. НИКА

Он, казалось, был почти не удивлен, увидев меня, но самое странное и одновременно правильное было в том, что и я не была удивлена.

Как будто я просто ждала его.

Как будто мы просто условились о встрече.

— Ника. — Снова этот профессиональный, отстраненный голос, как будто он вот-вот начнет расспрашивать меня про жалобы и просить измерить температуру. — Что ты делаешь здесь?

— Сижу, — сказала я, сжимая на коленях руки, которые вдруг перестали слушаться и превратились в негнущиеся деревяшки. — А ты?

Холодный ветер безразлично бросил в нас пригоршню мелкого дождя, и Егор сделал шаг ближе, закрывая меня от непогоды, как делал всегда.

Даже сейчас. Даже зная, что я сделала, он оставался тем самым Егором, которого я помнила: подай девочке руку, предложи ей зонт, подними упавшую ручку, будь мужчиной, всегда будь рядом с девочкой настоящим мужчиной, что бы ни случилось, какой бы предательницей эта девочка ни была…

— Тебе нужно домой, Ника, — сказал он, бросив взгляд на нахмурившееся небо над нашими головами и не отвечая на мой вопрос. — Сейчас начнется дождь.

Я крепче сжала руки, будто, цепляясь за себя саму, могла обрести чуть больше силы духа.