Преданный друг - Юлия Леру

— Да конечно! Ну ладно Жерех, но вы-то чего так рано! — пьяно запротестовала Эмилия, тут же поднимаясь следом и цепляясь за плечо Лапшина для равновесия. — Целая ночь впереди. Днюха у меня или нет, в конце концов, я требую, чтобы вы остались!

— Мне завтра на работу, — сказал Егор. — Мне пора.

— Наильчик, останься хотя бы ты, — повернулась она к Наиле, но та тоже покачала головой и сказала, что пойдет.

— Мы с Тамаром ходим паром, — она улыбнулась Егору, подхватив его под руку и прижимаясь головой к плечу. Намеренно, настойчиво, явно чувствуя, что он напряжен — и давая безмолвно понять, что заметила это напряжение. — Спасибо, Мил. Завтра тебе звякну с работы. Я тут новый тариф подключила, первые двенадцать секунд разговора бесплатно, можно хоть целые сутки говорить…

Распрощавшись, — глаза Эмилии так и бегали между ними, так и искали напоследок повод упомянуть Нику, но не нашли — они выбрались наконец из шумного кафе и направились по длинной главной улице к дому Наили.

Тротуаров на этом отрезке улицы отродясь не водилось, и они шли по дороге: Егор и его цокающая каблучками красивая девушка в изумительном платье, Егор — и добрый друг, которого он не хотел бы потерять, Егор — и человек, которого он хотел, но не мог сделать счастливым…

— Ты не сказала мне, что Ника придет, — бросил он спустя десяток шагов, и слова ударились россыпью дробинок о плотную тьму ночи вокруг, будто пробуя ее на прочность.

Но что там какие-то слова? Ночь была прочнее любых слов, прочнее любых людских судеб.

— Не сказала.

— Почему?

Наиля блеснула чернотой глаз в свете уличного фонаря, суетливо перевесила сумочку с одного локтя на другой.

— Я не хотела, чтобы ты отказался. Не из-за себя, аиз-за нееотказался… А я обещала Эмилии, что мы придем оба. Она бы расстроилась.

Расстроилась?

Егор не поверил своим ушам.

Он слишком хорошо знал Эмилию, чтобы поверить в ее «расстройство». Как и во вдруг возникшую симпатию к Нике, с которой она едва ли перемолвилась словом за пределами школы и уж точно не поддерживала связь все эти пять лет, а тут вдруг пригласила на свой день рождения и все улыбалась ей через стол и заглядывала в глаза.

Егор помнил, как Эмилия относилась к Нике в школе. Она страшно завидовала ей и ее дружбе с Лавриком — и это было так явно, что сначала показалось Егору игрой.

Но глаза у него открылись быстро.

Эмилия говорила с Никой только потому, что с ней рядом мог оказаться Лаврик. Она делала все, чтобы вклиниться в их тройку, стать четвертой — и отстала только тогда, когда Лаврик начал встречаться с блондинистой Майей, которая Эмилию ненавидела.

Майя была ростом метр пятьдесят семь сантиметров, носила туфли на огромной платформе и слыла страшной задирой. Однажды она едва не выдрала Эмилии волосы, решив, что та флиртует с Лавриком за ее спиной, и только вмешательство Егора и Лапшина, на полном серьезе испугавшегося за длинные локоны первой красавицы школы, остановило драку.

Сам же Лаврик пребывал в полном восторге от происходящего.

Эмилия считаласьнастоящейкрасавицей — так говорили ее мама, классная руководительница, парни, которые, как в том старом фильме, укладывались у ее ног штабелями, — и была уверена, что только поэтому все вокруг ей должны.

Оназнала, что уедет из деревни учиться и больше не вернется, и говорила об этом, как о том, что уже свершилось и определено.

Уж такую, как она, в большом городе непременно заметят.

Уж ей-то, красавице и пусть не большой умнице, но и далеко не дуре, светит гораздо большее, чем какой-то Зиновьевой или замухрышке Кравцовой.

Но спустя пять лет в деревню не вернулись все те, кому до красавицы Эмилии было, как до Китая пешком. Да и те, что вернулись, оказалось, добились гораздо большего, чем она.