Дикари - Шеридан Энн

— Мне очень жаль, — говорю я ему, совершенно потрясенная мыслью о Романе, стоящем в каком-нибудь поле или на пляже в полном одиночестве, копающем яму для матери своего ребенка, для женщины, которая занимает такое важное место в его сердце. — Мы могли бы помочь тебе. Тебе не нужно было делать это в одиночку.

— Мне пришлось, — говорит он мне, его рука запускается мне в волосы на затылке, когда он крепче обнимает меня за талию и поднимает с пола. Он сажает меня на стойку и встает между моих ног, пока я продолжаю обнимать его. Он опирается на стойку и опускает голову так, что его лоб прижимается к моему плечу.

— Я подвел ее. Я позволил своему отцу одурачить меня, и из-за этого она страдала в гребаной камере, пока растила моего ребенка в своей утробе. Она нуждалась во мне больше, чем когда-либо, а я ее подвел.

Я зарываюсь пальцами в его волосах, когда невинное лицо Фелисити всплыло в моей голове, и я обнаружила, что прижимаюсь к нему крепче. Фелисити не была создана для этого мира. Я знала ее всего несколько коротких минут перед ее смертью, но даже этого было достаточно, чтобы понять, кем она была. Она была тихой девочкой в школе, краснеющей, когда популярный парень уделял ей немного внимания. Этот мир проглотил бы ее и выплюнул с другого конца.

— Мы все подвели ее, Роман, — говорю я ему, с трудом сдерживая слезы на глазах, мне ненавистно видеть Романа таким подавленным. Я никогда не видела, чтобы ему было так больно, и что-то подсказывает мне, что открываться и показывать свою уязвимость — это не то, что он делает часто. Черт, я так долго думала, что эти парни не способны испытывать нормальные человеческие эмоции, но каждый день они доказывают мне, что они более человечны, чем кто-либо из тех, кого я когда-либо встречала.

— Она не боялась смерти, — продолжаю я, замечая грязь у него под ногтями после долгого утреннего капания ее могилы. — Она была просто рада, что все закончилось и ей больше не нужно было жить с этим страхом. Она любила тебя, и ей так повезло, что ты ответил ей взаимностью.

Роман усмехается и поднимает голову, его мертвые глаза задерживаются на мне.

— Любить меня и моих братьев — значит жить в страхе, а быть любимой в ответ означает верную смерть. Это то, чего ты хочешь? Потому что именно так все и закончится. Ты будешь там же, где и она.

Я качаю головой, зная, что в нем говорят страх и горе, хотя на каком-то уровне я думаю, что это может быть правдой.

— Со мной этого не случится, — говорю я ему, моя уверенность в братьях не знает границ. — Ты и твои братья этого не допустят. Ты собираешься свергнуть своего отца и, наконец, положить этому конец. Мы собираемся найти твоего сына, и ты проживешь еще миллион лет, правя этим миром и воспитывая своего сына гордым, честным человеком, таким же, как ты и твои братья. Фелисити, возможно, больше нет, как и многих других невинных жизней, унесенных этой войной, но у тебя есть возможность восстать. Теперь это твоя игра, и твой отец — всего лишь пешка, которой ты играешь. Наслаждайся этим, Роман. Отомсти и заставь его заплатить за все.

В глубине его глаз вспыхивает огонь, и он обвивает меня, хватая бутылку виски со стойки бара, прежде чем сделать шаг назад, ни разу не отведя от меня взгляда. Он долго удерживает мой взгляд, поднося бутылку виски к губам, и после того, как опрокидывает глоток в себя, огонь разгорается немного ярче. Роман снова подходит ко мне и обхватывает рукой мой затылок, прежде чем притянуть меня к себе. Я ощущаю его запах повсюду вокруг себя, его вызывающий привыкание аромат, как укол прямо в сердце, когда он крепко обнимает меня, а затем, когда я думаю, что все кончено, он крепко и долго целует меня в висок.

Я закрываю глаза, впитывая его прикосновения, а затем, слишком быстро, он отстраняется от меня и выходит из столовой, не сказав больше ни слова.

11