Неспортивное поведение - Рэйчел Дайкен

МИЛЛЕР

Позвонив Джексу из машины, я подождал несколько минут, а затем объехал вокруг квартала и припарковался через дорогу от дома родителей Кинси. Чертов сталкер.

Выключил фары и просто сидел в теплом внедорожнике, пока дождь сердито капал на ветровое стекло. Даже природа на меня злилась, не на то, чтобы я обвинял дождь или кого-то еще, кроме самого себя.

Все дело было во мне.

Бегство — в этом был весь я.

Но мне хотелось остаться, боже, как же сильно мне хотелось почувствовать твердую поверхность ногами и пообещать Кинси, что все будет в порядке.

Тогда я бы солгал.

И именно это меня остановило.

Все не будет хорошо.

По крайней мере, в течение какого-то времени.

Это осознание так сильно меня потрясло, так сильно сдавило мое горло, что стало трудно дышать. Мама Кинси споткнулась и начала падать на пол.

Я подхватил ее и встретился с настоящим, живым, дышащим воспоминанием о том, как нашел свою маму на нашей кухне.

И осознание этого поразило что-то очень чувствительное в моем теле.

Все становится лучше.

Но для этого нужно время.

И даже сейчас у меня все еще были моменты слабости. Я вполне мог бы остаться и сказать Кинси, что все будет хорошо, что единороги и радуги обосрут все ее лицо в тот момент, когда закончатся похороны, что солнце снова засияет, что однажды вспомнит этот момент и не заплачет.

Ну, похоже, это было самым нечувствительным, что я мог бы сделать — но Кинси была слишком для меня важна, чтобы так сделать.

Над крыльцом зажегся свет.

Джекс вышел, обнимая одной рукой Кинси.

Он первым меня увидел.

Его взгляд полный отвращения совсем не был неуместным. Этот ублюдок хотел ткнуть в меня ближайшим острым предметом, и я не стал бы его винить, если бы он так сделал.

Кинси втянула ртом воздух, и капли дождя стекали по ее подбородку. Я никогда в жизни не видел ничего столь же прекрасного.

У меня сжалось сердце, когда она сильнее закуталась в свою черную толстовку. Джекс посмотрел на сестру, затем на меня. На его лице отразилась нерешительность.

А затем Кинси прошептала что-то ему на ухо.

Я вышел из машины и стал ждать, засунув руки в карманы.

Джекс прошел рядом, даже не прилагая усилий, чтобы обойти, и буквально в меня врезался, из-за чего я, спотыкаясь, попятился на несколько метров по мокрой траве.

Он сел в свою машину.

И уехал.

Кинси не двигалась.

Я боялся к ней подойти.

Боясь того, что означал этот момент.

Потому что в нем было больше, чем ее отец.

Больше, чем моя мама.

Больше, чем наше прошлое.

Я смотрел на свое будущее.

И это чертовски сильно меня испугало.

Ее темно-каштановые волосы выглядели чернильно-черными, прилипнув к гладкой шее, к той самой шее, которую я мечтал целовать каждый день. Она сжала кулаки по бокам от своего тела и сделала два шага в моем направлении мне; ее ноздри раздувались, она пыталась меня понять.

— Почему?

Я облизал губы.

— Что почему?

— Почему ты ушел?

— Ты имеешь в виду, помимо совершенной трусости и поведения самого настоящего засранца?

Она не засмеялась.

Я этого и не ожидал.

— Потому что… — Я сглотнул, делая шаг в ее сторону. — Когда ты вошла в кухню, я не хотел врать. Тот момент напомнил мне, как я потерял маму. Я ощутил такое же щемящее чувство, такое же отчаяние. И не хотел тебе врать.

Она нахмурила брови.

— Что ты имеешь в виду? О чем бы ты соврал?

— Кинс. — Я потянулся к ее рукам, и она мне позволила. Они были холодными и казались очень хрупкими. — Все не будет хорошо.

Она опустила голову.

— Посмотри на меня.

Она покачала головой.