Евреи, Бог и история - Даймонт Макс Исаак (1975)

Автор не скрывает своей зачарованности этой основной загадкой еврейского существования; более того – он делает эту загадку центральным предметом своего исследования. Уже в предисловии, бегло характеризуя основные трактовки исторического процесса, принятые в современной исторической науке, он отмечает, что ни одна из них, в сущности, не может объяснить уникального бессмертия еврейского народа. Он выдвигает гипотезу о том, что этим бессмертием еврейство обязано своему исключительному духовному богатству – своей постоянной связи с источником все новых духовных превращений, которые позволяют евреям выжить и подняться к вершинам каждой последующей цивилизации. Эту связь Даймонт видит в постоянном «диалоге с Богом» – диалоге, который, по его словам, и составляет суть еврейской истории и к которому, как зачарованные, прислушиваются другие народы.

Свою идею духовной истории еврейства как диалога с Богом Даймонт заимствовал, как он сам отмечает, у великого еврейского философа – религиозного экзистенциалиста Мартина Бубера. Влияние Бубера (например, его подхода к истории хасидизма) ощутимо и в самом изложении. Каждая очередная глава книги Даймонта – это как бы рассказ о новом неожиданном и удивительном преображении и возрождении еврейского народа перед лицом требований новой эпохи.

В целом этот необычный подход создает у читателя, когда он закрывает прочитанную книгу, ощущение целостной и грандиозной картины величественной, до конца еще не разгаданной и не исчерпанной духовной эпопеи великого народа.

Сказанное не означает, разумеется, что книга Даймонта лишена недостатков. Недостатки эти очевидны, и о них следует тоже сказать. Я бы отметил прежде всего, что на книге Даймонта лежит слишком заметный отпечаток американского происхождения автора и его реформистских убеждений. Первое проявляется, например, в непрерывных сопоставлениях: Десяти заповедей – с американской конституцией, правил кашрута – с американскими кулинарными обычаями, субботних ограничений – с нормами американской жизни и т. п. Некоторые из этих сопоставлений интересны сами по себе, другие утомительны и мельчат тему. Вторая личная особенность автора находит выражение в его трактовке собственно религиозного элемента еврейской истории (откровение Авраама, история Моисея и т. д.) и в подчеркнутом стремлении сделать книгу привлекательной и приемлемой для нееврейского и несионистского читателя. Последнее особенно существенно для концепции книги. Завершающий книгу эпилог, в котором Даймонт высказывает свое предположение об обязательности диаспоры (галута) для дальнейшего существования еврейского народа, звучит откровенным «социальным заказом», рассчитанным на далекое от идеи алии американское еврейство. Здесь Даймонт, по существу, повторяет распространенные доводы защитников диаспоры, утверждающих, что только рассеяние помогло евреям внести величайший вклад в мировую культуру, создать универсальные ценности, входящие в сокровищницу человеческого духа, выработать идеи социальной справедливости, этического идеализма и мирового братства, воодушевляющие человечество.

Спору нет: еврейский народ может гордиться Спинозой и Марксом, Фрейдом и Эйнштейном как свидетельствами величайшей одаренности национального интеллекта; но как справедливо отметил Г. Галкин в своих «Письмах американскому другу-еврею», «от прочтения Маркса или Фрейда количество евреев в мире не увеличивается».