Евреи, Бог и история - Даймонт Макс Исаак (1975)

Александру Великому понадобились 32 тысячи солдат, чтобы основать свою огромную империю. В распоряжении Цезаря было менее 25 тысяч человек, с которыми ему предстояло покорить Галлию и вторгнуться в Британию. У Ганнибала было не более 50 тысяч воинов, когда он перешел Альпы, чтобы победить римлян. Титу пришлось использовать 80 тысяч человек, чтобы сломить сопротивление осажденного Иерусалима, который защищали не более 23400 еврейских воинов[18]. Но даже и при таком соотношении он не склонен был рисковать потерей лучших сил римской армии в прямой атаке. Вместо этого он прибегнул к атаке психологической. Тит рассчитывал запугать евреев и принудить их к сдаче. Он приказал провести под стенами Иерусалима военный парад – этакую внушительную демонстрацию римского могущества. Огромная туча пыли застлала небо и землю, и пропитанная кровью земля затряслась, когда 70000 солдат, 10000 кавалеристов и тысячи осадных орудий двинулись вдоль стен Иерусалима. Парад продолжался три дня. Когда зрелище закончилось, действующие лица удостоились шумного одобрения евреев, взиравших на все это со стен города. Взбешенный Тит приказал атаковать. В течение двух недель осадные орудия метали камни величиной с «фольксваген» в северную стену города, пока не пробили наконец зияющую брешь в его укреплениях. В эту брешь устремились легионеры. Навстречу им бросились евреи. Завязалась рукопашная – меч против меча, копье против копья, отчаяние против отчаяния. После двух недель рукопашных боев евреи вытеснили римлян за стены города. Тит понял, что в открытом бою ему не видать победы. Он понял, что евреев он сумеет взять только измором, ослабив их настолько, чтобы дальнейшее сопротивление стало невозможным. Чтобы окончательно отрезать город от внешнего мира, Тит приказал окружить его земляной насыпью, равной по высоте городским стенам. Теперь он мог быть уверен, что ни пища, ни вода не могут попасть в осажденный Иерусалим. Всякого человека, который пытался пробраться через широкий сухой ров между стенами и насыпью, римляне распинали на верхушке насыпи для устрашения осажденных. День, когда на крестах вокруг Иерусалима корчились до пятисот распятых, не был исключением. Воздух был пропитан смрадом гниющего мяса и наполнен стонами агонизирующих людей. И все же евреи продержались еще целый год – это был уже четвертый год войны.

Конец был неизбежен. Пустив в ход тараны и наведя переносные мосты, римляне пошли на решающий штурм. Подобно муравьям, они проникали в проломы и бреши, истребляя на своем пути все живое. В течение четырех лет евреи издевались над славой о непобедимости римских легионов, нанося им одно поражение за другим. Теперь только смерть могла смыть этот позор. Римляне сожгли Храм; они бросали в огонь младенцев, насиловали женщин, убивали священнослужителей, сбрасывали со стен зелотов. Уцелевшим от резни назначили не менее горькую судьбу: кого – в триумфальное шествие, которое должно было состояться в Риме, кого – в рабы, кого – в жертву львам на арены римских цирков, а кого – в число тех, кому на потеху толпы предстояло быть сброшенным с Тарпейской скалы в Риме. Вряд ли еще когда-нибудь римляне столь точно оправдывали мрачные слова их собственного историка Тацита: «Они превращают все в пустыню и называют это умиротворением». Тацит определяет число жителей в осажденном Иерусалиме в шестьсот тысяч человек.