АРГАНЕТТА. Что-что-что?

Лоуна ставит диагноз.

ЛОУНА. Entamoeba histolytica, то есть – это ты можешь знать – амеба. Из проглоченной цисты амебы в тонкой кишке высвобождаются трофозоиты, которые образуют колонии в толстом кишечнике, особенно в слепой, сигмовидной и прямой кишке. Примечательно, что области слизистой оболочки между язвами выглядят совершенно здоровыми. Из язв, простирающихся до серозной оболочки, содержимое кишечника просачивается в брюшную полость, что вызывает перитонит, обычно ведущий к летальному исходу. (Кричит вслед убежавшему пациенту.) Спасибо!

АРГАНЕТТА. Удивительно.

ЛОУНА. Еще бы! Следующий!

Показывается Мужчина, несущий сердце.

АРГАНЕТТА. Что-что-что? Ну? Что?

ЛОУНА. Не знаю.

АРГАНЕТТА. Как так не знаешь?

ЛОУНА. Не знаю – значит, не знаю.

АРГАНЕТТА. У мужчины в руке лишнее сердце. Это, наверно, тоже от чего-то происходит, от заболевания?

ЛОУНА. Может быть.

АРГАНЕТТА. Золотко, не сердись. Куда ты уходишь?

ЛОУНА. Никуда.

АРГАНЕТТА. Погоди!

15

Лоуна XI: Помоги, сестричка, помоги

Больница. Операционная. Вечер.

Мужчина, несущий сердце, проследовал за Лоуной в больницу.

ЛОУНА. Со всеми остальными я справляюсь, но ты, от тебя мне нет покоя, ты бродишь по коридорам этой северной больницы как вынырнувшее не пойми откуда неприятное дорожное воспоминание. Оставь меня в покое, я прошу, уйди. Я не могу помочь тебе. Я обычная женщина, а не святая. Слышишь, женщина, печень, почки, груди, сетчатки, совершенно обычная женщина, как и любая другая! Иди донимай Юрьяню, и у этого шибздика появилось бы какое-то осмысленное занятие в этой юдоли прокалываемых бородавок и сбриваемых лобковых волос, которую все так благоговейно именуют больницей. Скоро придет моя сестра, и уж тогда-то ты присмиреешь. Она знает, как обращаться с вашим братом. Еще ребенком она всегда смахивала с глаз падальных мух, ни один скорпион ее не тронул в той далекой жаркой стране, где мы выросли, нет, это меня они все осаждали. Кричали и плакали, взывая о помощи, змеи, сумчатые волки, даже те мелкие насекомые, что жили в кокосовых орехах, всегда пищали у меня в ушах: еды, еды, еды. Видели, что я слабая и склонная к жалости. Но я больше не такая. Нет уж, спасибо. No thanks. Шалом алейхем. Можешь хоть глаза свои в реку выплакать, меня это не интересует.

Мужчина, несущий сердце, подходит ближе.

ЛОУНА. Поосторожнее! Изгваздается хороший халат, и мне придется опять клянчить у сестры новый. Ибо я догадываюсь, что по крайней мере ты мне новый не купишь.

Входит Райса.

ЛОУНА. Славно, что ты пришла. Можешь сделать что-нибудь?

РАЙСА. Какая-то проблема?

ЛОУНА. Да. Вот. Всех остальных я уже вымотала вконец, но вот этот таскается вокруг с окровавленным сердцем и все тут пачкает. Даже не говорит ничего, только таращится своими пустыми глазами, как узник концлагеря прямо. Помоги, сестричка, я не знаю, что делать.

РАЙСА. О чем ты говоришь?

ЛОУНА. Брось. Ты меня не обманешь. Ты не то что Юрьяня, и твое сердце в своей бессовестности чистое, как у этой Ипохондрички. Ты видишь?

РАЙСА. Что?

ЛОУНА. Смотри.

РАЙСА. Что?

Мужчина, несущий сердце, протягивает сердце к лицу Раисы.

Райса с отвращением отталкивает его.

РАЙСА. Тьфу ты, Лоуна. Неужели у тебя нет никакой гордости? Конечно, я вижу этот сброд, что вокруг тебя вьется, хнычет и заискивает, как будто ты из их породы. Пачкают коридоры и отравляют воздух всего мира своими газами, скоро, наверно, будут кидаться на платных пациентов и таскать у них лекарства прямо изо рта. Возьми себя в руки, женщина! Сделай что-нибудь.

ЛОУНА. Что мне нужно сделать?

РАЙСА. Ты сама должна позаботиться о своих призраках, я не собираюсь иметь с ними никакого дела.