Лев Пустыни смотрел на огонь и понимал бессмысленность того, что затеял. Взять приступом Крепость – всё равно что штурмовать эти горы. Орлиная Крепость была не просто построена в горах Аламута – она была частью их. Оставалось одно – осада. Семь полных дней и ночей стояла армия у подножия горы, пытаясь перекрыть доступ к Крепости и от нее... Бессмысленно! Провизию Старцу всё равно доставляли тайными тропами, хотя верный Акын и попытался проведать о большинстве из них. Перекрыть всё не удавалось. А еще в армии нарастал страх. Старец умел воевать не только кинжалом убийцы-гашишшина. Неуловимые шпионы из его исмаилитов распространяли самые жуткие слухи об этом человеке. Федаины Льва Пустыни против федаинов Старца – держались... пока – держались, но союзников среди шиитских племен Праведник Веры потерял. Если так и дальше пойдет, то вскоре вместо одного врага – крестоносцев, эхли-муслим начнут враждовать еще и между собой. Такое будущее пугало Праведника Веры, жившего мечтой вернуть мир на эти земли. Причем мир не только для эхли-муслим, но для всех эхли-Китаб, народов Книги, верующих в единого Бога, да славится Имя Его!

Лев Пустыни смотрел на огонь, когда его мысли прервал федаин из племени Алеви – личный телохранитель и старый соратник, курд родом из Диярбакыра, который, по словам Акына (а Акыну Салах-ад-Дин верил!), шпионил для Старца. Именно по этой причине Лев Пустыни держал его при себе, строго выверяя и тонко выдавая те из своих тайн, которые хотел донести до ушей своего старого тайного союзника, а ныне – явного врага. Федаин привел с собой двоих – того, кого Акын называл Сейдом, хотя тот и носил на груди крест и называл себя христианином, а еще – монашку из христиан. Об этой монашке говорили разное, но эти двое были неразлучны. Оба считались почетными пленниками Праведника Веры после взятия Иерусалима. Собственно, их и нашел-то сам Акын... Чтоб шайтан его побрал, да сколько же можно терзать струны?!

В Иерусалим Салах-ад-Дин пришел поздно. Город уже был взят крестоносцами, и его пришлось осаждать и штурмовать три дня, пока жители сами не открыли ему ворота. Король Иерусалимский, грезивший войной с Египтом, умер, так и не увидев Каира. Умер и странный человек, знавший ислам, но ставший Магистром Восточного Крыла Ордена Тамплиеров. Когда Салах-ад-Дин вошел в город, он велел Акыну найти Магистра. Однако тот нашел лишь этих двоих – тяжело раненного юношу и ухаживающую за ним монашку. От них Акын и узнал про смерть Магистра от рук гашишшинов. Юношу и монашку он привел ко Льву Пустыни, и тот приказал содержать их вместе с двумя другими почетными пленниками – франком и рыжеволосой женщиной, выносившей и родившей ребенка, в чьих жилах текла кровь королей франков. Оказалось, что монашка и рыжая знакомы между собой. Однако встреча их длилась недолго – Праведник Веры дал слово, что отпустит и франка, и рыжую сразу же по прибытии в Иерусалим. И потому, захватив город, он сдержал обещание, позволив этим двоим уйти вместе с остальными христианами, пожелавшими покинуть Иерусалим. Таково было его обещание защитникам города. Свои же обещания Лев Пустыни сдерживал всегда. Например, данное в сердцах обещание наказать Старца за смерть того, кто мог остановить крестоносцев, и спасти жизни тысячам эхли-муслим в Иерусалиме...

– Я должен идти! – сказал юноша. Он стоял прямо, смотрел твердо, и речь его была ровной и гладкой, как сталь кинжала гашишшина. Федаин нахмурился – он считал одним из признаков верности показное недовольство дерзостью тех, кто осмеливался непочтительно говорить с его повелителем. А теперь хмуриться пришлось еще больше – вперед вышла монашка и без всякой почтительности, причитающейся женщине, заявила:

– Вы не должны ему разрешать! Он еще слишком слаб!

– Я знаю, что смогу... справлюсь, Малейка! – мягко, терпеливо и с какой-то удивительной нежностью в голосе сказал юноша, посмотрев на монашку.