Незнакомцы на мосту - Джеймс Донован (1964)

Правительство никогда даже не пыталось отрицать, что Абеля подвергали допросам каждый день на протяжении трех недель, а агенты ФБР предлагали ему улучшенное питание, спиртное и номер с кондиционером в отеле в обмен на его согласие сотрудничать с ними. В официальном заявлении просто утверждалось: «С 27 июня по 7 августа 1957 года, то есть до того дня, когда было предъявлено обвинение и подсудимого перевели в город Нью-Йорк, он находился под охраной» в лагере временного содержания перемещенных лиц в Макаллене. А затем события стали развиваться слишком стремительно для Абеля, человека, привыкшего к осторожным и хорошо обдуманным действиям. Процедура экстрадиции проходила в городе Эдинбурге, штат Техас, 7 августа. Ею руководил специальный уполномоченный правительства США Дж. Холл, и заняла она ровно двадцать минут.

– Откуда у вас эта фамилия? – поинтересовался Холл. – Абель – распространенная фамилия в наших краях. Много Абелей живут в южном Техасе и в Долине.

Абель усмехнулся и ответил:

– Вообще-то, изначально это немецкая фамилия.

Но вот о чем полковник Абель не уведомил Дж. Холла, так это о том, что фамилия Абель использовалась и другими советскими агентами в разное время и в разных странах мира.

На следующий день Абеля самолетом отправили из Техаса к месту назначения, чтобы он дал ответ на предъявленные обвинения и предстал перед судом. Он снова приземлился в Ньюарке с наступлением темноты, но только на этот раз секретность обеспечить не удалось. Аэропорт находился в плотном кольце охраны, повсюду были расставлены местные полицейские и федеральные агенты, собралась вся пресса из Нью-Йорка и Нью-Джерси.

Кому-то Абель показался напряженным. Другие же посчитали, что для шпиона он слишком «словоохотлив». Как выяснилось, во время перелета из Хьюстона полковник коротал время за беседой с представителем службы федеральных маршалов США. Они сравнивали условия жизни в своих странах.

– Некоторых вещей, – сказал он, – им (русским) не хватает, но зато вполне достаточно многого другого.

Он согласился с маршалом – Нейлом Мэттьюзом из Хьюстона, – что уровень жизни в США был действительно высок. По его словам, на него большое впечатление произвел тот факт, что почти каждая семья здесь имела холодильник. России пока до этого далеко, признал он.

Абель согласился с Мэттьюзом и в том, что отношения между США и СССР складывались неблагоприятно. Он тем не менее выразил надежду на возможность их улучшения, если бы больше людей в каждой из наших стран понимали язык друг друга. Полковник утверждал, что это способствовало бы взаимопониманию.

Во время нашего совещания в здании окружного федерального суда при подготовке письменных показаний я невольно постоянно возвращался к тому, что произошло в номере отеля «Латам». Когда в то утро Абеля увезли, агенты ФБР вернулись и обнаружили письма от его семьи, написанные на русском языке, микропленки, частично зашифрованное сообщение, которое он собирался отправить, пустотелые карандаши, где также были спрятаны микрофильмы, кусок эбенового дерева (пресс-папье) с выдолбленной в нем полостью, куда поместились целых 250 страниц русских шифровальных кодов. И эбеновый деревянный блок, и карандаши достали из той самой корзины для мусора.

На обрывках бумаги были записаны три адреса (один в Австрии и два в России), а также распоряжение отправиться в Мехико-Сити для встречи с агентом в указанном месте.

– Это просто невероятно, – сказал я. – Вы нарушили все самые элементарные правила ведения шпионской деятельности, раскидав ее принадлежности повсюду.

Абель не нашелся, как мне ответить, и только буркнул:

– Я старался от всего избавиться.

Но я не сомневался: он понимал, что именно пренебрежение простейшими мерами безопасности поставило его на край гибели.