Четыре дня спустя, двенадцатого августа, герцог выехал из Руана и направился к Диву. Там собралось двенадцать тысяч конников и двадцать тысяч пехотинцев, а в устье реки на приливной волне мягко покачивались несколько сотен кораблей. Среди них выделялось флагманское судно «Мора», подаренное Матильдой супругу. На мачтах вздувались малиновые паруса, а на носу красовалась фигурка мальчика, вот-вот готового выстрелить из лука. Щели в судне были законопачены волосом, борта покрыты позолотой, а на корме возвышалась каюта, окна и дверной проем которой были завешаны ткаными гобеленами, освещенная серебряными лампами.

Рядом с «Морой» стояли на якоре корабли Мортена, общим числом сто двадцать штук, чтобы было на двадцать больше снаряженных Одо. Граф Эвре выставил восемьдесят судов, все – с полной оснасткой, а граф д’Э – шестьдесят.

В Див Вильгельма сопровождали герцогиня и милорд Роберт. Роберт раздувался от гордости, ведь его имя вместе с именем Матильды было вписано в документ о полномочиях регентства, которые герцог делегировал им на период своего отсутствия. Тем не менее юноша предпочел бы отправиться с армией; бывая в лагере, ослепленный блеском солнечных лучей на стали, или поднимаясь на борт «Моры», Роберт преисполнился такой зависти, что наконец не выдержал и заявил отцу о своем желании присоединиться к нему и попросил позволения сделать это.

Но герцог в ответ лишь покачал головой. При любых других обстоятельствах этого было бы достаточно, но сейчас Роберта охватило отчаяние.

– Я уже не ребенок. Мне сравнялось четырнадцать, милорд. Это мое право, – заявил он, обиженно глядя на герцога.

Вильгельм окинул его взглядом, в котором не было неудовольствия от подобной горячности сына. Матильда, которая сидела позади Роберта, вдруг до боли стиснула лежавшие на коленях руки.

– Успокойся, жена, – со смешком сказал герцог. – А ты еще слишком молод для подобного предприятия, сын мой; кроме того, ты мой наследник. Если я не вернусь – станешь вместо меня герцогом Нормандии.

– Вильгельм! – Герцогиня, побледнев, вскочила на ноги.

Герцог сделал знак Роберту оставить их одних.

– Что, Мальд, страшно?

– Почему ты так сказал? – Она подошла к нему вплотную и положила руки на его кольчугу. – Ты победишь. Ты всегда побеждал. Вильгельм, мой господин и повелитель!

– В самом деле? – задумчиво спросил герцог. Он обхватил ее обеими руками, но взгляд его был устремлен куда-то вдаль.

Герцогиня же дрожала всем телом; никогда раньше она не видела, чтобы он был так не уверен в себе.

– Вас гложут сомнения, монсеньор? Вас? – Матильда настойчиво вцепилась ему в плечи.

Он взглянул на нее сверху вниз.

– Просто я знаю, девочка моя, что это будет самая жестокая и самая трудная моя битва. Я рискую всем в этом предприятии: жизнью, карьерой и благосостоянием моего герцогства. – Брови его сошлись на переносице. – Нет, я не терзаюсь сомнениями. Это было предсказано.

Запинаясь, она переспросила:

– Предсказано?

– Да, представь себе. Моей матери на последнем месяце беременности приснился сон: из ее лона выросло дерево, настолько огромное, что ветви его простерлись над Нормандией и Англией, так что обе страны оказались под его сенью. Я и есть это дерево, Матильда.

– Я слыхала эту историю, – призналась она, – и считаю ее божественным предвидением, милорд, а не фантазией беременной женщины.

– Может быть. – Он наклонился и поцеловал жену. – Скоро мы все узнаем.