Попробовала вытащить мусорное ведро, но малышка вцепилась в него изо всех сил, на которые была способна.

– Оля! Выходи! – Я пыталась вытащить ведро, стоя в коленно-локтевой позиции, что не способствовало правильному дыханию.

Ничего, только плач. Наконец, я ухватила ведро покрепче и дернула его на себя. Больно ударилась головой о верхний край шкафчика, зашаталась и повалилась на спину. Мусор из ведра вывалился прямо на меня, и я начала яростно его счищать. Меня переполняла злость, а голова раскалывалась от боли.

– Ну ты и засранка! – Я собралась, влезла в шкафчик и попыталась схватить одну из брыкающихся ног. Оля яростно отбивалась, лягалась и молотила руками вслепую. Мне все же удалось схватить ее за ногу, потом я поймала вторую и наконец-то вытащила крошечное чудовище из его логова.

– Засранка мелкая, успокойся! – Я схватила ее и прижала, стараясь не давать ей махать руками. Синяки и царапины, полученные в схватке с Олей, уже начинали болеть.

– Перестань, – кричала я, а малявка продолжала брыкаться. – Оля, перестань, пожалуйста! Я все равно сильнее! Ты со мной не справишься! – пыталась я убедить ее.

Безрезультатно. У меня уже сил не хватало держать девчонку.

– Олька, успокойся!

– Сама успокойся, – услышала я у себя над головой.

– Иоанна, отвали. Без тебя обойдусь!

– Успокойся! Отпусти ребенка! Анька, слышишь? Отпусти Олю!

Я не могла разжать объятий. Оля вырывалась все слабей и слабей.

– Анька, пусти. Ты же ее покалечишь! – кричала Иоанна. Я взглянула на нее. Вид у нее был испуганный. – Пожалуйста, Аня, отпусти Олю, – просила она.

Я и сама испугалась, когда поняла, что держу малышку так крепко, что она вообще перестала двигаться. Отпустила ее, и девочка бессильно повалилась на пол. Она плакала. Господи, она плакала! Жива! Боже, жива!

– Ты сумасшедшая! – рявкнула на меня Иоанна, взяла Олю на руки и вышла из кухни.

– Прости меня, Олечка, прости, – причитала я, идя за ними в комнату. – Я не хотела тебе больно сделать!

Иоанна усадила Олю в кресло. Она нежно прижимала ее к себе и гладила. Малышка плакала все тише, иногда ее тельце сотрясалось от рыданий, а потом они вновь стихали.

– Оля, Оленька, слышишь? Прости меня, – стонала я, стоя на коленях на ковре, и гладила Олю по маленьким плечикам.

– Успокойся, – жестко прервала меня Иоанна. – Тебя что, совесть мучает? Перестань, ты выглядишь жалко. Иди, убери в кухне или себя в порядок приведи. С первого взгляда ясно, что у тебя похмелье. Займись собой, дай ребенку успокоиться.

Она была права. Я с трудом поднялась с пола и пошла в кухню. Меня мучила жажда. Вчера вечером я напилась – у Оли опять случилась истерика, а я не смогла с ней справиться.

Я заварила чаю себе и Иоанне, выпила соку и проглотила горсть аспирина. Окинула взглядом беспорядок на полу и пошла в прихожую за большим ведром и метлой. Медленно и методично начала сгребать мусор. Каждый раз, как я наклоняла голову, шум в ушах усиливался и перед глазами все плыло. Я собирала осколки посуды и стекла, остатки еды и при виде каждого большого куска содрогалась от мысли, что Оля могла им пораниться, подавиться или порезаться. Как она могла поразбивать все это, а сама остаться целой? Может, Господь наконец начал о ней заботиться? Только вот почему тогда Он привел ее в мой дом? В худшее место, куда могла попасть трехлетняя девочка, потерявшая родителей. Не знаю почему, может, потому, что я стояла на коленях на полу или из-за похмелья и мук совести, но я вдруг взглянула на ситуацию глазами Оли. Села на пол и обхватила голову руками. В этот момент в кухню вошла Иоанна.

– Малышка спит, а ты тут как? Совесть мучает? – спросила она язвительно.

– Иоанна, я худшее, что могло случиться с этим ребенком.

– Не преувеличивай, могло быть и хуже.

– Да что ты?

Она посмотрела на содержимое ведра, а потом на остатки беспорядка на полу. Взгляд задержался на моем испитом лице.