Рубаи. Полное собрание - Омар Хайям

514. Внешне это четверостишие напоминает те, где Хайям дает наставления, как именно следует пить вино. Поэтому его и переводили соответственно. Однако при таком толковании оригинальный текст вызывает недоумение: «Если хочешь, чтобы вино рубиновое дозволено тебе стало, обид людям не ищи и бешеным не будь». Это совсем не призыв «не буйствовать спьяну». Иное дело, если имеется в виду «вино» как символ хайямовского тайного учения. Доступ к нему действительно нужно прежде заслужить. Понятным становится и предостережение для новичка: «Испробовав вина… не упади в обморок!» Учение Хайяма, откровенно и вдруг преподнесенное, действительно способно потрясти набожного мусульманина.

516. Хайям однозначно говорит: «Тот, кто тайны Бога вызнал, этих семян в сердцах ничьих не сеет», — значит, не внушает другим людям идей про ад и рай. Именно это предостережение: не сеять в чужих сердцах сомнительных страхов и устремлений — и есть главная мысль четверостишия, пожалуй только здесь и высказанная так откровенно. Однако во всех существующих переводах она исчезла, в лучшем случае там речь идет о «посеве» внутри собственного сердца. Виной тому — испорченные оригиналы.

523. Проф. Хомайи («Тараб-ханэ», предисловие, с. 23), приводит обнаруженные им на полях одной рукописи два подражания-близнеца, способные ввести исследователя в заблуждение чисто хайямовским стилем:

Саки! И горькое, твое вино — услада,

Лишь если горькое, тогда оно — услада.

Ты прав, лежит запрет Господень на вине.

На чем лежит запрет, все как одно — услада.

Все дни, пока для нас журчит вино, — услада,

Вся жизнь, пока в мечтах царит оно, — услада.

Исполнилась мечта — и дни летят как вздох:

Услада!.. Вот и ночь. Рассвет в окно — услада!

Приводит он и образцы текстов из другой рукописи, снабженных авторской пометкой средневекового переписчика, отметив, что, «говоря по совести, это прекрасные подражания»:

Саки! Нальем себе чуть-чуть или сполна мы,

Важней во всем найти ликующее пламя.

Чтоб вылепить кувшин, вином пьянящий нас,

Раскопан мавзолей Кубада или Джама.

Тюрчанка! Мне вина с дыханьем дней сыщи ты,

Где в ликование влились и слезы чьи-то.

На царское плечо любой халат пошит,

Любой расписан ковш, как для руки Джамшида.

Цени мгновение! Миг — и вселенной нет,

Во мрак Небытия летит мгновенный свет.

Пируй и веселись, не вздумай оглянуться:

За всякой радостью печаль идет след в след.

Здесь автор — истинный поэт, а не простой версификатор, как в первом случае: сквозь попытку подражать Хайяму виден свой стиль и, главное, свой взгляд на жизнь. Если Хайям стремится за невзгодами разглядеть смысл жизни и в этом найти ее высшую (пусть даже горькую) радость, то здесь радость от природы дана автору-оптимисту, она вне философии, и обращение к драматизму бытия — осторожно: как бы не поколебать мир, царящий в душе.

Для полноты картины проф. Хомайи цитирует также образцы из анонимного рубайята, созданного в подражание хайямовской манере; автор его, по мнению Хомайи, — умерший в 1308 г. Мохаммад Хесин Онка:

Вставай! Уже заря — как столб огня, саки.

Пора! Иди в подвал, неси вина, саки.

Вон: с гребнем в волосах, и рядом — безбородый,

Вот им и поднеси вина-пьяна, саки!

Вставай! А то проспишь свои года, саки.

Где флейта, чанг и руд? Зови сюда, саки!

Пока наш прах не стал ни кубком, ни кувшином,

Пусть кубок и кувшин полны всегда, саки!

И наконец, проф. Хомайи сам пробует силы в этом жанре и приводит в книге три собственных подражания Хайяму:

Я старца повстречал у здешних гончаров.

Собой загородив огонь от мастеров,

Рыдая, он кричал: «О, как унять глупцов,