Рубаи. Полное собрание - Омар Хайям

1221. Четверостишие, довольно популярное как хайямовское — и в рубайятах (начиная с 1462 г.), и в русских переводах. Однако стилистические особенности заставляют усомниться в авторстве Хайяма и с большей вероятностью предполагать, что его автор — Ибн Сина, учитель Хайяма. Вероятно, это один из тех весьма редких случаев, когда составитель «Тараб-ханэ» ошибся, хотя и тщательно отсортировывал четверостишия Хайяма. Именно благодаря ему это стихотворение попало в хайямовские рубайяты.

Русские переводы: О. Румер, В. Державин, Г. Плисецкий, Гл. Семенов, Н. Стрижков.

1223. Предполагаемый автор — Аттар.

1225. Хайяму это прелестное четверостишие приписывается только в одном источнике. Его автор, скорей всего, либо Абу-Саид, либо Кирхани.

1226. Переведено на русский язык В. Державиным как произведение Саади.

1229. Это четверостишие широко распространено в хайямовских рубайятах, включено в книги Никола и Тиртхи. Однако по ряду признаков я вынужден усомниться в авторстве Хайяма. Генезис рукописей показывает, что фактически это рубаи проникло в них из неизвестных источников только дважды: в рукописи 1430 и 1460 гг., откуда и попало во все более поздние списки. По критерию вес четверостишия = 127 (по традиционному критерию, без учета генезиса, он был бы равен 416).

В пользу моего сомнения говорит и то, что составитель «Тараб-ханэ» не включил это четверостишие ни в одну из версий своей книги, хотя (как показывает компьютерный анализ) он был знаком с упомянутыми рукописями и позаимствовал из них по два десятка рубаи. Не соблазнило его даже то, что в этом четверостишии есть слово ТАРАБ-ХАНЭ («Дом Радости»).

Тиртха не обнаружил других претендентов на авторство; однако в переводе на русский язык (В. Кафаров) это четверостишие приписывается Мехсети Гянджеви.

1232. Русский перевод: О. Румер.

1234. В хайямовских рубайятах четверостишие впервые появляется только в 1727 г. Возможный автор — Аттар. Любопытная деталь: зачин четверостишия — обращение к возлюбленной: «ДЖОНО!» («Душа моя!»). Хайям никогда не использовал это слово. Впрочем, если говорить точнее, это обращение можно встретить еще в двух рубаи (из более чем 1300!). Одно из них — рубаи № 861, где оно звучит уместно. Однако, если бы Хайям пользовался таким обращением, он наверняка использовал бы его десятки раз. Следовательно, либо целиком рубаи № 861, либо это слово там — чужое. Второй случай — рубаи № 706. В ряде рукописей — текст, который я считаю правильным: «Мы и Ты вместе — образцом циркуля являемся». В других рукописях: «ДЖОНО! Я и ты — образцом циркуля являемся…» Последний текст, который, хотя бы уже только благодаря слову ДЖОНО должен считаться испорченным, карикатурно смещает весь смысл четверостишия, делает его из глубоко философского — откровенно порнографическим, что прекрасно передано в переводе Г. Плисецкого.

1236. Русский перевод: А. Кушнер.

1237. Подражание рубаи № 219.

1238. Еще одно подражание № 219. Хотя повторение рифмы в последней строке и оправдано смыслом, не исключено, что это редкое четверостишие разрушено временем.

1246. Русский перевод: С. Ботвинник.

1249. Русский перевод: А. Кушнер.

1252. Четверостишия, начиная с № 1237, сочтены подражаниями: они близки к содержанию и духу стихов Хайяма (некоторые — ранних), но в каждом из них обнаруживается чуждая творческая манера. Так, данное рубаи — подражание Хайяму, безупречное в первых строках, в последних же близкое ему только по мыслям, но далекое по стилю. «Стекло витое» как синоним кубка самим Хайямом никогда не применялось. В конце — неуклюжая попытка создать игру слов: «… ибо конец всех дел — могила. Даже если ты Бахрамом станешь, в конце концов — в могиле (ГУР) будешь», с намеком на прозвище царя: Бахрам Гур. Первое упоминание «могилы» идет явно от опасений автора, что без предварительной подсказки его не поймут; поэтому излюбленный Хайямом эффект неожиданности здесь смазан.