Рабы Парижа - Эмиль Габорио (1868)

Человек с прекрасными светскими манерами, всегда веселый, остроумный, он скрывал под своей иронией изрядный цинизм, но это в нем больше всего и нравилось. Он был вечно окружен обществом, его всюду приглашали, всюду принимали.

В душе он был большой эпикуреец, но скрывал это. Для окружающих он был просто врачом и ученым.

Очевидно, было и то, что, никогда, не будучи тружеником, он всегда умел срывать для себя всевозможные цветы удовольствий.

Так, например, несколько лет назад он некоторое время был совсем без практики. И тогда, недолго раздумывая, изменил свою специальность и объявил себя гомеопатом. И даже стал издавать журнал, хотя журнал этот скончался ровно на пятом номере своего существования, вызвав только смех в образованном мире. Впрочем, он и тут не растерялся, начав смеяться злее и беспощаднее, чем другие, обнаруживая в себе задатки философа.

Короче, доктор Ортебиз ни к чему не относился всерьез и с уважением.

Но в эту минуту Маскаро, отлично знавший эту его манеру обращения, все-таки был несколько обижен его легкомысленным тоном.

– Если я тебе писал и просил прийти сегодня утром затем, чтобы ты, спрятавшись в моей комнате…

– Там окончательно замёрз! – подхватил, как ни в чем не бывало, доктор.

– Мы затеваем сейчас громадное дело, Ортебиз, громадное… В случае неудачи его последствия могут быть для нас весьма опасны… Ты должен принять участие в этой игре…

– Ну, что ж, я, разумеется, всегда и везде с тобой… Зажмурив глаза, иду на все, ты хорошо знаешь… Раз ты берешься, значит, дело верное. Ты ведь не такой человек, чтобы проигрывать…

– Ты прав. И все-таки в этом деле есть шансы на проигрыш…

Доктор перебил своего приятеля, молча указав ему на маленький золотой медальон, висевший у него на часовой цепочке. Этот жест, видимо, не понравился Маскаро.

– Что ты мне все тычешь в глаза свою побрякушку, – гневно бросил он, – разве я без тебя не знаю, что всегда могу отравиться тем, что ты в нем таскаешь? Нечего сказать – хороша предосторожность! Я думаю, лучше было бы с твоей стороны вместо этой глупости дать мне какой-нибудь дельный совет!

В ответ на это доктор с улыбкой развалился в кресле, подобно какому-нибудь средневековому барону, приготовившемуся держать речь перед своими вассалами.

– Ну, что ж, если тебе так вдруг захотелось мудрых советов, то было бы лучше вместо меня пригласить нашего общего друга Катена. В таких делах он больше меня смыслит, как адвокат и стряпчий.

Имя Катена настолько возмутило Маскаро, что он в бешенстве сорвал с себя свою греческую шапочку и забросил ее куда-то в угол за бюро.

– И ты, Ортебиз, всерьез позволяешь себе говорить мне подобные вещи?

– А почему бы и нет?

Достойный директор конторы даже сорвал с носа очки. Он хотел поближе рассмотреть своего друга – до того невероятным показалось ему сделанное предложение.

– Ну, и что же тут удивительного? – вел свое доктор, – месяца два, как он перестал бывать даже у Мартена-Ригала…

– Ах, перестань! Твои шутки более, чем странны… Вспомни, как поступил с нами этот человек, которому мы помогли сделать карьеру. Теперь он богач, хотя и тщательно скрывает это!

– Ты думаешь?

– Если бы он сейчас был передо мной, я бы ему, как дважды два, доказал, что у него, по крайней мере, миллион!

Глаза доктора-весельчака вспыхнули.

– Неужели миллион? – спросил он.

– Да, если не больше! Он не то, что мы с тобой, Ортебиз. Мы все еще настолько глупы, что золото течет у нас между пальцами, как песок. Мы не отказывали себе в удовольствиях и капризах, а он все копил и копил!

– Ну, что ж, если он создан без желудка, без темперамента и без страстей…

– Это он-то?! Да он развратничает больше нас с тобой, вместе взятых, да-да! Пока, например, мы с тобой кутили, он за это время брал в свою пользу больше двадцати на сто! Сосчитай, сколько ему перепадет таким образом за год…