Фараон - Болеслав Прус (1895)

– Кто ты, девушка? – спросил Рамсес.

Суровые морщины исчезли с его лба, глаза загорелись.

– О Яхве! Отец!.. – крикнула девушка, в испуге остановившись. Немного погодя она, однако, успокоилась, и ее бархатные глаза приняли выражение кроткой грусти.

– Как ты попал сюда? – спросила она Рамсеса слегка дрогнувшим голосом. – Я вижу, ты солдат, а сюда солдатам нельзя ходить.

– Почему нельзя?

– Потому что это земля великого господина Сезофриса.

– Ого-го! – рассмеялся Рамсес.

– Не смейся, а то сейчас побледнеешь. Господин Сезофрис служит писцом у господина Хайреса, который носит опахало над досточтимым номархом Мемфиса… Мой отец его видел и падал перед ним ниц.

– Ого-го!.. – повторял, продолжая смеяться, Рамсес.

– Слова твои дерзки! – сказала девушка, хмуря брови. – Если б не светилось твое лицо добротой, я подумала бы, что ты греческий наемник или бандит.

– Пока он еще не бандит, но когда-нибудь, пожалуй, станет величайшим бандитом, какого когда-либо носила земля, – вмешался щеголеватый Тутмос, оправляя свой парик.

– А ты, наверно, танцовщик? – ответила, уже осмелев, девушка. – О! Я даже уверена, что видела тебя на ярмарке в Пи-Баилосе. Это не ты ли заклинал змей?…

Юноши пришли в веселое настроение.

– А ты кто такая? – спросил девушку Рамсес, пытаясь взять ее за руку. Но она отдернула ее.

– Как ты смеешь? Я Сарра, дочь Гедеона, управляющего этим хутором.

– Еврейка? – спросил Рамсес, и по лицу его пробежала тень.

– Ну и что же?… Ну и что же? – воскликнул Тутмос. – Ты думаешь, еврейки хуже египтянок? Они только скромнее и неприступнее, и это придает их любви особую прелесть.

– Так вы язычники? – проговорила Сарра с достоинством. – Можете отдохнуть, если вы устали, нарвите себе винограду и уходите. Наши работники не рады таким гостям.

Она повернулась, чтобы уйти, но Рамсес удержал ее.

– Постой. Ты мне нравишься, и я не хочу, чтобы ты ушла от меня.

– Злой дух тебя обуял, что ли? Никто в этой долине не посмел бы так со мной говорить! – возмутилась Сарра.

– Видишь ли, – вмешался Тутмос, – этот юноша – офицер жреческого полка Птаха и служит писцом у писца того господина, который носит опахало над носящим опахало за номархом Хабу.

– Я вижу, что он офицер, – ответила Сарра, задумчиво посмотрев на Рамсеса, – а может быть, даже и сам большой господин? – прибавила она, приложив палец к губам.

– Кто бы я ни был, твоя красота превосходит мою знатность! – воскликнул Рамсес. – Скажи, однако, правда ли, что вы… что вы едите свинину?

Сарра посмотрела на него с обидой. Тутмос же заметил:

– Видно, что ты не знаешь евреев! Еврей готов скорее умереть, чем отведать свиного мяса, которое я, впрочем, считаю вовсе не плохим.

– А кошек вы убиваете? – продолжал спрашивать Рамсес, сжимая руку Сарры и глядя ей в глаза.

– И это выдумки, гнусные выдумки! – воскликнул Тутмос. – Ты мог бы спросить об этом меня и не болтать вздор. У меня были три любовницы еврейки.

– До сих пор ты говорил правду, а сейчас лжешь, – вспылила Сарра. – Еврейка не будет ничьей любовницей! – прибавила она с гордостью.

– Даже любовницей писца у такого господина, который носит опахало над номархом мемфисским? – спросил насмешливо Тутмос.

– Даже…

– Даже любовницей самого господина, что носит опахало?

Сарра смутилась, но все же ответила:

– Даже…

– И даже самого номарха?

У девушки опустились руки. Она растерянно переводила взгляд с одного юноши на другого. Губы у нее дрожали, глаза заволокло слезами.

– Кто вы такие? – спросила она с испугом. – Вы спустились сюда с гор, как путники, которые хотят утолить жажду и голод. А говорите со мной, как очень важные господа. Кто вы такие?… Твой меч, – повернулась она к Рамсесу, – усыпан изумрудами, а на шее у тебя такая богатая цепь, какой нет даже в сокровищницах нашего господина, милостивейшего Сезофриса…