Фараон - Болеслав Прус (1895)

– В таком случае я пойду к ней, – ответил Пхут. – Это мудрая и благочестивая женщина, она поможет мне во многих делах. После заката солнца дашь мне проводника, чтобы я не заблудился по дороге.

– Все злые духи вселились в твое сердце, – ответил хозяин. – Ведь это знакомство будет тебе стоить не меньше двухсот драхм, а может быть, и все триста, да еще придется дать прислужницам и храму. А почти за такую же сумму, скажем, за пятьсот драхм, ты можешь познакомиться с молодой добродетельной девушкой, моей дочерью; ей уже четырнадцать лет, и, как умная девочка, она собирает себе приданое. Не шатайся же ночью по незнакомому городу; того и гляди попадешь в руки полиции или воров. Пользуйся лучше тем, что боги посылают тебе дома. Согласен?

– А твоя дочь поедет со мной в Харран?

Хозяин посмотрел на него с изумлением. Вдруг он хлопнул себя по лбу, как будто разгадал тайну, и, схватив приезжего за руку, потащил его в укромный уголок у окна.

– Теперь я все знаю!.. – заговорил он взволнованным шепотом. – Ты торгуешь женщинами. Но помни, что за вывоз египтянки тебя могут лишить имущества и отправить в каменоломни. Разве что… примешь меня в компанию, ибо мне ведомы тут все пути.

– В таком случае расскажи, как пройти к этой жрице, – ответил Пхут. – И не забывай, что после заката солнца ты должен дать мне проводника, а утром – вернуть мои мешки и сундук, иначе я обращусь в суд.

Сказав это, Пхут вышел из ресторана и направился наверх в свою комнату.

Вне себя от негодования, Асархаддон подошел к столику, за которым пили финикийские купцы, и отозвал в сторону одного из них, Куша.

– Хороших же постояльцев ты мне присылаешь! – закричал на него хозяин дрожащим от бешенства голосом. – Этот Пхут ничего почти не ест и заставляет меня выкупать у воров украденные у него вещи, а теперь, точно в насмешку, отправляется к египетской танцовщице, вместо того чтобы одарить моих женщин.

– Что ж тут удивительного, – ответил, смеясь, Куш. – С финикиянками он мог познакомиться и в Сидоне, а здесь предпочитает египтянок. Дурак тот, кто на Кипре не пьет кипрского вина, довольствуясь тирским пивом.

– Я тебе говорю, – перебил его хозяин, – что это опасный человек… Притворяется простым горожанином, а вид-то у него жреца.

– А у тебя, Асархаддон, вид верховного жреца, хотя ты всего-навсего шинкарь! Скамья останется скамьей даже и тогда, когда покрыта львиной шкурой.

– Но зачем он ходит к жрицам? Я готов поклясться, что это хитрость и что хеттский грубиян идет не на пирушку к женщинам, а на какое-то собрание заговорщиков.

– Злоба и жадность совсем затуманили твой ум, – с упреком сказал ему Куш. – Ты похож на человека, который на смоковнице ищет дыню и не замечает фиг. Для каждого купца ясно, что, если Пхут хочет получить свои пять талантов, он должен снискать себе благоволение у всех, кто вертится среди жрецов. А вот ты этого не понимаешь.

– Потому что сердце мне подсказывает, что это наверно ассирийский шпион, покушающийся на жизнь его величества.

Куш презрительно посмотрел на Асархаддона.

– Ну что ж, следи за ним! Ходи за ним по пятам. А если что заметишь, может, и тебе достанется что-нибудь из его имущества.

– Вот когда ты сказал умное слово! Пускай эта крыса идет к своим жрицам и от них куда угодно. А я пошлю за ним свои глаза, от которых ничто не скроется!

Глава XX

Часов в девять вечера Пхут вышел из гостиницы «У корабля» в сопровождении негра, несшего факел. За полчаса до этого Асархаддон отправил на улицу Гробниц доверенного человека, которому приказал зорко следить, не выйдет ли харранец тайком из дома «Под зеленой звездой» и куда пойдет.

Другой соглядатай хозяина шел за Пхутом на некотором расстоянии; в узких уличках он прятался у стен домов, на более широких – притворялся пьяным.