Я не единожды чуть от смеха не лопалась, представляя себе отца в такой ситуации. Не знаю, есть ли сейчас у него подружка, но не хочется верить, что он всю свою жизнь оставался преданным маме. Не хочется мне верить именно потому, что мама так часто и с таким чувством говорит об этом. Эти его седая бородка, и роговые очки, и профессиональные движения. Как бы оно выглядело в уютной квартирке какой-нибудь ветреницы! Возможно, мама и права, что он ей не изменяет. Это не значит, что не хотел бы, но ведь человека может нести течение собственных убеждений в сторону, противоположную собственным склонностям.

Естественно, я загляну завтра к родителям. А при оказии наведаюсь также в библиотеку и найду там тот закон. Мне ведь интересно, какое у нас наказание за двоеженство.

Зал начал пустеть. И теперь я заметила дядю Альбина. Он сидел с каким-то юношей не слишком привлекательной внешности за столиком у окна и что-то писал на листке. Я была уверена: это нечто в связи с нашим делом.

И правда, когда мы выходили из зала, бой вручил мне сложенный листок. Сделал это так ловко, что никто, к счастью, не заметил. Притворяясь, будто ищу нечто в сумочке, я прочитала записку. Едва сумела скрыть свои чувства. Дядя Альбин писал:

У меня есть новости. Особой, которая поручила портье телефонировать к тебе домой, была мисс Элизабет Норманн, англичанка, не владеющая ни одним языком, кроме родного. Она прибыла в Варшаву 22 декабря с. г. Туристка. Езжай домой и жди моего звонка.

Я была разочарована. Или портье, информируя дядю, ошибся, или тут произошло какое-то недоразумение. Женщина, которая писала Яцеку, прекрасно знала польский. Это раз. Во-вторых, подписалась она буквой «Б.», в то время как инициалы этой состояли из букв «Э.» и «Н.».

Естественно, я просила, чтобы сразу же меня отвезли домой, хотя сперва согласилась было на приглашение Станислава поехать на кофе к его матери. Приняла я это приглашение только потому, что Станислав горел готовностью к реваншу, поскольку в «Бристоле» за все заплатил Тото. Практичней было бы согласиться на черный кофе, чем рисковать тем, чтобы Станислав, со свойственным ему педантизмом, пригласил нас когда-нибудь на обед.

Дома звонка дяди я ждала недолго. Он подробно рассказал мне обо всем. Не подлежало никакому сомнению, что о том, приехал ли Яцек, спрашивала именно та госпожа Норманн. Портье все вспомнил с большой точностью. По мнению же дяди, вполне вероятным было, что госпожа Норманн не имеет ничего общего с интересующей нас женщиной. Она могла просто-напросто знать Яцека, познакомившись с ним за границей или даже в Варшаве, в одном из посольств.

Но в любом случае этот след не стоило бросать, и дядя обещал, что в течение двадцати четырех часов детально разузнает, кто такая госпожа Норманн и как она выглядит.

Я сказала ему:

– Предчувствие подсказывает мне, что даже если это не она, то как-то с той связана. Дядюшка, ради бога, хорошенько проверьте это. Потому что ведь такая шантажистка может делать вид, будто и по-польски не понимает. Дядя, поверьте моим предчувствиям.

Он засмеялся:

– Как бы то ни было, я приму это во внимание, малышка. То, что я о ней пока знаю, не кажется мне подтверждающим твои предчувствия. Сделаю все…

Разговор наш внезапно оказался прерван. Подсоединилась междугородняя станция и объявила вызов из Парижа.

Значит, Яцек все же и правда поехал в Париж!

После нескольких «алло!», «алло!» я услышала Яцека. Он сперва спросил, как я себя чувствую, потом сказал, что тоскует по мне и все время был очень-очень занят, сообщил, что важные дела задержат его в Париже еще на несколько дней. Пока что казалось, звонок его не отличался от обычных. Но тут он спросил:

– Что там у тебя, Ганечка, ничего нового не произошло?

– Ничего. А что могло бы случиться?

Он на миг заколебался и ответил: