Штурм и буря - Ли Бардуго (2013)

С тех пор, как мы поссорились, я предприняла несколько попыток поговорить с Малом, но он всегда находил предлог, чтобы уйти. Если он был не на охоте, то играл в карты в Большом дворце или сидел в одной из таверн нижнего города со своими новыми друзьями. Я заметила, что парень стал больше пить. По утрам его глаза часто выглядели припухшими, а на лице значились синяки и порезы, словно он ввязался в драку. Но Мал оставался неизменно пунктуальным и непреклонно вежливым. Он придерживался своих обязанностей и молча стоял у двери или же сопровождал меня на почтительном расстоянии, пока я бродила по дворцовой территории.

Малый дворец стал обителью моего одиночества. Меня постоянно окружали люди, но казалось, что они меня совсем не видят, а только и делают, что что-то требуют. Я боялась проявлять сомнения или нерешительность и чувствовала себя так, будто истощаюсь до основания под вечным грузом ответственности и ожиданий.

Я ходила на собрания. Тренировалась с Боткином. Проводила долгие часы у озера, оттачивая мастерство разреза. Даже проглотила свою гордыню и снова попыталась навестить Багру, надеясь, что она хотя бы поможет развить мою силу. Но женщина не хотела меня видеть.

Всего этого было недостаточно. Корабль, который строил Николай, служил напоминанием, что все, что мы делаем, скорее всего, бесполезно. Где-то там Дарклинг собирал свою армию, и когда они явятся – ни один пистолет, бомба или солдат-гриш не сможет их остановить. Даже я. Если бой пройдет неудачно, мы спрячемся в купольном зале в ожидании подкрепления из Полизной. Двери укрепили сталью гришей, и фабрикаторы уже начали запечатывать трещины и дыры, чтобы не позволить ничегоям просочиться внутрь.

Я сомневалась, что до этого дойдет. Поиски жар-птицы зашли в тупик. Если тарелки Давида не заработают, когда Дарклинг наконец придет в Равку, у нас не останется иного выбора, кроме как эвакуироваться. Бежать сломя голову.

Использование силы больше не приносило мне утешения. Каждый раз, когда я призывала свет в мастерской субстанциалов или на берегу озера, то чувствовала пустоту на правом запястье, словно клеймо. При всем том, что я знала об усилителях и разрухе, которую они могут устроить, а также то, как они навеки могут меня изменить, голод по жар-птице оставался неутолимым.

Мал был прав. Я стала одержимой. По ночам я лежала в кровати, представляя, что Дарклинг уже нашел последний кусочек головоломки Морозова. Может, он пленил жар-птицу и запер ее в золотой клети. Будет ли она ему петь? Я даже не знала, певчая ли она птица. В некоторых легендах говорилось, что да. В одной утверждалось, что песнь жар-птицы могла усыпить целую армию. Когда солдаты слышали ее, то прекращали огонь, отбрасывали оружие и мирно сдавались во вражеские руки.

К этому времени я знала все мифы. Жар-птица плакала бриллиантовыми слезами, ее перья исцеляли смертельные раны, во взмахе ее крыльев можно увидеть будущее. Я прошерстила все книги с фольклором, эпосами и коллекциями крестьянских сказок в поисках хотя бы намека на подсказку. Легенды о морском хлысте сосредотачивались на ледяных водах Костяной тропы, но сказки о жар-птице поступали со всех уголков Равки, и ни одна из них не связывала существо со святым.

Что еще хуже, видения становились все четче и появлялись чаще. Дарклинг представал передо мной почти каждый день, как правило, в своих покоях или между рядов библиотеки, а иногда даже в командном пункте во время собраний или когда я возвращалась на закате из Большого дворца.

– Почему ты не оставишь меня в покое? – прошептала я однажды ночью, когда он появился у меня за спиной, в то время как я пыталась работать за столом.

Прошли долгие минуты. Я уже думала, что он не ответит. Даже понадеялась, что он исчез, пока не почувствовала его руку у себя на плече.

– Тогда я тоже останусь один, – ответил Дарклинг и задержался на всю ночь, пока не догорела последняя лампа.