Утверждение Марсела Вилабру было не совсем точным. Да, он действительно не общался с местными жителями, за исключением, пожалуй, Шави Буреса, который учился на агронома в Индустриальной школе. И правда, что при первой же возможности, когда появлялся хоть небольшой перерыв в занятиях, он приезжал в Торену и, чтобы освободиться от излишков энергии, отправлялся на Тука-Негру один или с Кике, если у того не было занятий. Так что с Кике он общался довольно тесно, настолько тесно, что два года назад, когда Марсел поступил в университет, они вдвоем отметили его поступление тайным спуском с Монторройо; вписываясь в неведомые прежде крутые виражи, он подумал, что здесь они запросто могут разбиться в лепешку, но очень уж ему хотелось выглядеть отважнее Кике, который, казалось, бросал ему вызов. Потом, уже вечером, когда они вернулись в клуб, исполненные ликования по случаю удачно закончившейся авантюры, окоченевшие, но потные от возбуждения, оба залезли под горячий душ и долго стояли под водой, пока Кике не начал насмехаться над ним глянь-ка, а писулька-то у тебя крохотная, как фасолинка, и они принялись баловаться под струей воды, и писульки перестали быть фасолинками, и Кике сделал ему первый минет из трехсот двадцати двух, которые потом случатся в его жизни, и это было так необычно, что потом он целых две долгие недели не приезжал домой, без конца спрашивая себя что же получается, я теперь педик, потому как мне очень понравилось, и при этом горько рыдал, поскольку совсем не хотел быть педиком; и вот тогда-то он и взял себе за правило волочиться за всеми подряд девушками, которые попадались ему на пути, дабы доказать всем, что он никакой не голубой, чем заслужил на факультете славу ловеласа. Но самое удивительное заключалось в том, что мне самому тоже понравилось это делать, а Кике так сладострастно сопел, когда я… Короче, они больше никогда не возвращались к этой теме, но с тех пор Марсел старался не принимать душ в помещении для инструкторов, от греха подальше…

Он продолжал гладить правую коленку Лизы Монельс и, желая избавиться от воспоминания о сопении Кике, резким движением стянул с девушки футболку «Штадлер»; она так же стремительно избавила от футболки его, и он стал нервно, сгорая от желания, пытаться расстегнуть крючки ее лифчика. Лиза Монельс подумала надо же, прекрасный лыжник, самый завидный парень на всем третьем курсе, хоть и с хвостом по гражданскому праву за первый курс и по уголовному – за второй, хоть и дистанцируется от всех политически активных сокурсников, которые занимаются организацией студенческого профсоюза, хоть и смотрит на них с некоторой насмешкой, словно говоря ребята овчинка выделки не стоит и намекая послушай, уж я-то во все это влезать не собираюсь, лыжи и политика – вещи несовместимые; щедрый друг, поскольку в любой момент, не задумываясь, может пригласить выпить кофе с молоком или виски, а еще говорят, набит деньгами, и любовных дел большой мастер, и красавчик, и руки у него необыкновенные, и глаза такие, что дух захватывает… и при этом не может своими прекрасными руками расстегнуть крючки, и если дело так дальше пойдет, то мы провозимся до скончания века… И тогда Лиза остановила его руку, выверенным молниеносным движением расстегнула крючки, сняла лифчик и обнажила две свои драгоценности, которые уже давно мечтала продемонстрировать Марселу Вилабру, дабы увидеть, как изменится выражение его глаз, ибо взгляд этих глаз вызывал у нее совершенно необычные ощущения. К тому же она уже почти выиграла пари у Монтсе Байо: от победы ее отделял всего шаг. И тут зазвонил телефон.

– Да, мама.