Надрез - Марк Раабе (2012)

– Может быть, у вас были причины вернуться на место преступления и выпачкать руки?

– Какие, к черту, причины?! Это безумие какое-то.

– Именно, господин Науманн, – тихо, но отчетливо говорит Грелль. – Или вы будете отрицать тот факт, что с 1983 по 1988 год находились в психиатрической клинике «Конрадсхее», в закрытом отделении?

Габриэль бледнеет.

– С тех пор… прошло двадцать лет, – хрипло говорит он. – Эти данные давно закрыты, откуда вы…

Комиссар выжидающе смотрит на него, на его губах играет мерзкая насмешливая улыбка.

– Так значит, вы были в «Конрадсхее»?

– Да, – признается Габриэль. – Но откуда, черт побери, вы это знаете? Это…

– Что? Незаконно? – Грелль приподнимает одну бровь. – Если я не ошибаюсь, вы сами только что сообщили мне эту информацию. Я лишь спросил, не будете ли вы отрицать тот факт, что… – Он удовлетворенно ухмыляется.

Габриэль в ярости смотрит на него.

– «Конрадсхее» тут ни при чем. Абсолютно ни при чем! Я просто хочу найти Лиз Андерс, вот и все.

– Ну конечно. Лиз Андерс. – Грелль кивает, улыбка сползает с его лица. – Если это так, тем лучше. Но я думаю, вы понимаете, что в сложившихся обстоятельствах нам нужно некоторое время, чтобы все проверить.

Габриэль чувствует, как огромная лапища Шустера ложится на его правое плечо. Янсен подходит слева и снимает с пояса наручники. В Габриэле горячей волной поднимается паника – и ярость.

«Все повторяется, Люк, – шепчет голос. – Вот видишь, я ведь тебе говорил. Все всегда повторяется».

Веки Габриэля подрагивают. Затем, словно лопнувшая пружина, взвивается его правая рука. Кулак бьет Шустера в лицо. На мгновение полицейский выпускает его руку, отшатывается, зажимает нос. Между пальцев проступает кровь. Габриэль круговым движением вскидывает левую руку, словно крыло ветряной мельницы, и высвобождается из хватки Янсена. Он замахивается ребром ладони и…

– Стоп!

От резкого оклика Габриэль замирает. На безопасном расстоянии от него – в нескольких метрах – стоит Грелль, черный табельный пистолет в его руке поблескивает.

– Дайте мне повод нажать на курок, только дайте мне повод!

Габриэль медленно опускает руки. Его охватывает парализующее отчаяние. На мгновение ему видятся кожаные ремни, сковывающие тело. Коричневые ремни – единственный цвет в пространстве белизны и стали. И еще бледно-розовая кожа склонившихся над ним людей.

«Только не теряй контроль, Люк. Ты же знаешь, что случается, когда ты теряешь контроль».

«Но это уже случилось, – в отчаянии думает он. – Я уже утратил контроль».

На него надевают наручники, они точно обжигают кожу. Габриэль не может шевелить руками, и это его пугает. К горлу подступает тошнота – это рефлекс, и ему приходится уговаривать себя, что никто не станет крепить ему к голове электроды и нажимать на рычаг. Но тело ему не верит, тело помнит.

И вдруг ему вспоминается Дэвид – как брат обнимал его, и ему хотелось смеяться и плакать одновременно. Его охватывает жгучее желание, чтобы все наконец-то стало хорошо, чтобы все это тогда не случилось, чтобы была только одна причина, по которой он не помнит ту жуткую ночь, – что ее не было. Пожалуйста, пусть ее никогда не было, пусть все будет в порядке! Пусть он сможет просто позвонить своему младшему брату, как это бывает, когда у тебя есть братья!

Но ничего не будет в порядке. И не было. Вот уже почти тридцать лет все совсем не в порядке. И нельзя просто так позвонить и сказать: «Вот он я». Даже когда больше не к кому обратиться за помощью.

Глава 11

Берлин, 2 сентября, 10: 05

Дэвид Науманн отбрасывает падающую на глаза длинную светлую челку и скрепя сердце входит в приемную доктора Роберта Буга, директора отдела новостей канала TV2. Эта приемная – точно шлюз в другой мир.