Залив Голуэй - Мэри Пэт Келли (2009)

— Это правда, что владелец этого корабля и капитан — протестанты, и, возможно, именно поэтому они обращаются с ним получше, чем другие. Но настоящая причина того, что это не корабль-могила, — случившаяся катастрофа, — шепотом сказала она нам и поведала всю историю об этом, пока наши котелки закипали на огне. — Этому человеку из Лондондерри, Макалистеру, помимо «Сьюпериор» принадлежат еще четыре или пять кораблей. Год назад одно его судно возвращалось из Слайго с грузом пассажиров. В Дерри оно должно было принять на борт еще людей, потом взять курс на Ливерпуль, а оттуда — через океан в Америку. Во время плавания вдоль ирландского побережья разразился ужасный шторм. Матросы боялись, что вода, захлестывавшая корабль, может затопить трюмы, поэтому затянули проходы вниз кусками парусины, защищаясь от волн. Но трюмы были переполнены, людям было нечем дышать. Когда через десять дней судно прибыло в Дерри, сотня человек оказались мертвыми. Они ногтями проделывали дырки в ткани, пытаясь добраться до воздуха. А матросы били их дубинками и сбрасывали обратно. — Она снова понизила голос до шепота. — Это были шотландские моряки, и все ирландцы для них — хоть протестанты, хоть католики — это мусор. Был суд. Капитана и команду признали виновными в убийстве людей. Это стало черным пятном на репутации Макалистера.

— Какой ужас, — вырвалось у Майры.

— Да упокой, Господь, их души, — прошептала я.

Мэгги кивнула:

— Трагедия. После этих событий компания должна быть более осторожной. Они теперь берут меньше пассажиров. Благодаря тем невинно загубленным душам у нас сейчас тут просторнее и лучше с припасами, — закончила она. — Ну вот, наша овсянка уже готова.

Мы взяли свои котелки и пошли вниз.

Мы ели на своих койках, там же, где и спали. Кормя Стивена овсяной кашей, я все думала о тех людях, обреченных задохнуться в этой темной дыре. Мэгги нашла для нас две ложки, и наши дети ели по очереди или просто руками.

— Простите.

Возле нас стояла женщина с койки под нами. Как и большинство здесь, она путешествовала со своей семьей. Их было пятеро молодых сестер, младшей всего-то двенадцать лет. Ехали они сами, без родителей, в надежде найти в Больших домах Америки работу служанок или другой прислуги. Настроены все были решительно, хотя и очень напуганы. Их родные взяли деньги на проезд у каких-то ростовщиков из расчета, что переводы, которые девушки пришлют им из Америки, позволят всем пережить зиму и вернуть долг. Это было тяжкое бремя. У этой женщины был муж, белокурый, не высокий и не низкий, а также двое сыновей шестнадцати и семнадцати лет и старшая дочка, очень похожая на мать: у обеих были темные волосы, собранные на затылке в тугой узел, и застенчивые карие глаза. Но католики они были или протестанты? Этого я не знала. Она дала мне покрывало, сшитое из обрезков материи.

— Лоскутное одеяло, — сказала она. — Можете пользоваться, пожалуйста.

— Спасибо, — сказала я. — Вы очень добры.

Стивен потянулся к яркому пестрому одеялу, взял его и потерся о него щекой.

— По-моему, он на него претендует, — сказала женщина.

— Это лишь на время плавания, — ответила я. — Потом я обязательно его верну.

— Его сшила моя мама, — вздохнула женщина.

— А она…

— Она жива, но не захотела покидать наши родные места, Баллимену.

— Мои папа с мамой тоже остались дома, в Коннемаре.

— А где это? — спросила она.

— К западу от залива Голуэй, — объяснила я.

— Ох, — вздохнула она. — Я совсем не знаю этих мест.

Должно быть, она протестантка, если не знает о заливе Голуэй. С другой стороны, Мэгги тоже никогда не слышала о Коннемаре и о Голуэй Сити имеет очень смутное представление. Для меня же Лондондерри всегда было Doire Columcille, или «Дубовая роща Святой Коламбы» по-ирландски, — древнее священное место, которое позднее стало полем боя для Короля Билли. Хотя я понятия не имела, что там сейчас, как и ничего не слышала о Баллимене…