Залив Голуэй - Мэри Пэт Келли (2009)

Однажды на Рождество Патрик повел нас с Майрой на встречу с матерью-настоятельницей, Мари Фрэнсис де Сале. Просто поразительно, как легко он общался с этой суровой на вид женщиной. Позже Патрик рассказал, что такое строгое выражение лица у нее осталось после неудачно сделанной операции на зубах.

— Я знавал ее в прежние времена, когда сестры милосердия только-только появились в Чикаго, — сказал он.

Мать-настоятельница рассказала, что никогда не забудет, как Патрик оставлял перед дверью монастыря мешки с картошкой и капустой. Она добавила, что очень рада дать образование его племянницам, и теперь Бриджет и Грейси были среди лучших учениц в своих классах.

Отец Данн из церкви Святого Патрика с радостью взял Стивена и Майкла в свою приходскую школу.

— Платите, сколько сможете, — сказал он нам.

Оба мальчика получали хорошие оценки, а Майкла приняли в церковный хор. Помимо синих глаз Майкла-старшего, его роста и широких плеч, он унаследовал от своего отца мелодичной голос. Стивена, которому недавно исполнилось четырнадцать, одноклассники звали Рыжий. Он был отличным товарищем, и все хотели с ним дружить. Ничего удивительного, что местная пожарная команда выбрала его своеобразным живым талисманом и даже брала его с собой на тушение пожаров. Не знаю, возможно, Патрик Келли и тут замолвил слово. Зато точно знаю, что Патрик спас Томаса от больших проблем из-за карточных долгов в казино Майка Макдоналда. И сейчас Томас лишь изредка играл в покер за кулисами театра Маквикера с Джеймси и тамошними актерами. А там в долг не играли. Патрик сказал Томасу, что, если тот будет отдавать Майре три четверти своего заработка служащего у Хафа, на оставшиеся деньги он может играть. Теперь Томас представлялся всем Пайком. Майра лишь пожимала плечами. Ему было девятнадцать, пусть называет себя как хочет.

Меня всегда поражало то, как Патрику Келли, в его кожаных штанах с бахромой и мокасинах, удавалось ворочать рычагами в Чикаго. Лиззи Маккена говорила нам, что Патрик стал ровней Билли Колдуэллу — ирландско-индейскому пионеру Чикаго.

— В конце концов, мы ведь приграничный город.

— Патрик Келли приобрел тут влияние, — объяснил мне Джеймс Маккена, используя чикагское словечко, описывающее вид власти, не зависящей от денег, образованности или положения в обществе, но являвшейся отражением внутренней силы человека. — Патрик Келли решает вопросы. И люди прислушиваются к нему. Он хороший товарищ, но опасный враг, и это знает каждый.

Я знала, что Патрик Келли приложил руку к организации большой демонстрации перед городским муниципалитетом в середине пятидесятых, когда Чикаго захлестнула волна неизвестности и неопределенности. Группа людей, называвших себя «Американцы на страже», избрала мэром Леви Буна. Он хотел избавиться от ирландцев и вообще огородить Америку стеной, чтобы не пускать сюда иммигрантов. В Чикаго провели закон, согласно которому лишь коренные жители города могли стать полисменами, а натурализованные граждане не имели права участвовать в выборах, пока не проживут в Чикаго двадцать пять лет. Америка ополчилась против нас. Однако, когда Бун и его приспешники попытались закрыть салуны и пивные, оказалось, что они зашли слишком далеко. Это объединило ирландцев с немцами. Патрик вновь поднял жезл Святого Греллана и увлек демонстрантов за собой, а потом и провел переговоры по улаживанию конфликта. Бизнесмены Чикаго согласились с разумностью его доводов. «Чикаго Трибьюн» могла сколько угодно называть нас пьяницами, оскорблять нашу католическую веру, однако коммерсанты нуждались в наших деньгах, а владельцы заводов и фабрик — в наших мускулах, сказал Патрик. И был прав.