Залив Голуэй - Мэри Пэт Келли (2009)

— Дайте ей время. Что плохого в том, что она находит утешение в виски?

Военной зарплаты Джонни Ога Майре хватило на два месяца ренты за квартиру. Но деньги заканчивались, а она не могла вернуться в магазин — и не собиралась.

Пэдди тоже много пил. Каждый день он просиживал в таверне Маккены до глубокой ночи. К Слэттери он не вернулся.

— Зачем? — спрашивал он. — Скоро меня переподпишут, а за добровольное поступление на службу положена премия.

При записи в армию выплатили двадцать пять долларов. Большинство семей в Бриджпорте с трудом сводили концы с концами. Хорошая работа здесь стала редкостью. Большие компании, заключавшие контракты на поставку в армию мяса, бобов, муки и ботинок, вытесняли из этого бизнеса более мелкие. Хаф ушел, и Томас потерял работу. На новых бойнях платили мало — людей нанимали на каждый день отдельно и увольняли без объяснений. Боссы не хотели брать ирландцев, предпочитая новых людей, приезжавших сюда со всей Европы, которые не знали английского языка и которым было труднее постоять за свои права. Даже фабрика, производившая бочки, на которой трудился Дэниел, пострадала: новые заводы сбивали цены на рынке.

Конечно, единовременный бонус в двадцать пять долларов плюс армейская зарплата должны были поддержать семью. На Святом Часе матери, не проводившие воскресенья на кладбище Кэлвери, благодарили Бога, что их сыновей вновь берут на службу, и молились о скорой победе.

Пэдди ждал лишь команды полковника Маллигэна. Джеймси, Томас и Дэниел планировали присоединиться к нему. И мы с Майрой не могли их остановить.

Бриджет и Грейси хотели бросить школу, чтобы тоже работать и приносить деньги в семью.

— Работать? И что вы собираетесь делать? — спрашивала я. — Быть горничными в доме одной из своих одноклассниц из школы Святого Ксавьера? Доучитесь. Тогда вы сможете стать учителями.

Я не могла брать деньги с матерей за письма их сыновьям, как не могла просить платить мне и отца Келли. Он приостановил строительство церкви. Все собранные деньги уходили в фонд вдов и сирот. Поэтому я испытала большое облегчение, когда в середине ноября Пэдди проводил меня в расположенный в центре города офис Бригады — и особенно радовалась тому, что он был рядом со мной во всем этом хаосе. Чикаго набивал брюхо на бизнесе, построенном на войне. Здания росли как на дрожжах, прямо из грязи. Поезда прибывали ото всех направлений. Повсюду толпился народ.

— Здесь расположены офисы юристов, коммерсантов и страховых брокеров. Это те, кто смазывает все шестеренки в механизме Чикаго, — объяснял мне Пэдди, пока мы взбирались по лестнице кирпичного здания на Лейк-стрит.

Он постучал в дверь третьего кабинета, на которой золочеными буквами по матовому стеклу были написаны имена. Сначала — Аррингтон, Фитч и Маллигэн, присяжные поверенные; затем — «Вестерн Тэблет», Уильям Онахэн, издатель, Джеймс Маллигэн, редактор; и в самом низу — Джон Комиски, олдермен 10-го административного района, казначей, Гвардейцы Шилдс /Ирландская Бригада.

— Войдите, — откликнулся кто-то.

Трое мужчин, сидевших за длинным деревянным столом, немедленно встали, положив свои сигары на блюдо посреди стола.

Пэдди отдал честь:

— Докладываю, господин полковник: капрал Пэдди Келли прибыл, сэр.

Он звонко щелкнул каблуками.

— Вольно. Вольно, прошу вас, — сказал полковник Джеймс Маллигэн.

Я снова отметила про себя его темные пронзительные глаза и аккуратно подстриженные усы. Очень серьезный человек.

Пэдди хлопнул руками у себя за спиной и встал, расставив ноги.