— И это почему-то совпадает с моими мыслями.

С самого начала и по сей день мы читали мысли друг друга.

— Малышка, — хором сказали мы, услышав, как наша Бриджет подает знак, что проснулась и хочет кушать.

— Иди, Майкл.

— Время еще есть. Вынеси ее.

В нашем доме уже было светло — в большое окно свободно вливался утренний свет.

— Вот, a stór.

Маленькое личико Бриджет, раскрасневшееся от слез, расслабилось, как только маленькие выгнутые губки отыскали мой сосок. Слава богу, молока по-прежнему было много. Она родилась 28 апреля, когда в яме нашего закрома было еще много картошки, — я могла вдоволь есть и продолжать кормить ее. «А теперь, моя крошка, ты уже набрала немного веса, и это поможет тебе, пока в следующем месяце не появится молодой картофель. И тебе будет проще, чем твоему старшему брату Пэдди». Наш первенец родился в «голодные месяцы», и я не могла удовлетворить запросы бедного малютки. Это было ужасно. Впрочем, сейчас, слава богу, он уже стал крепким мальчишкой. Через несколько дней ему исполнится пять, и он похож на Майкла — такие же синие глаза, такие же густые черные волосы.

Пэдди перевернулся и закопался лицом в толстый тюфяк, который Майкл набил для него свежим сеном. Рядом с ним спал Джеймси, широко раскинув руки и нежась в тепле пробивавшихся сквозь стекло солнечных лучей. Джеймси, которому было уже два с половиной года, родился 31 октября, на Самайн — кельтский новый год, когда урожай уже был собран и картошки было в изобилии. Этот малыш с мягким характером быстро набирал вес. Сейчас он был очень похож на маму — такой же круглолицый и добрый, хотя глаза у него были карие, цвета ореха. Трое здоровых детишек. Великое счастье и благословение Господне.

Я вынесла Бриджет к Майклу. Он коснулся губами ее макушки. Он всегда был с ней очень нежен.

Бриджет выпустила изо рта мой сосок и подняла глаза на своего папу.

— Даже вопросов не возникает, от кого у нее эти глаза, — сказала я и, протянув руку, коснулась щеки мужа. — Они у нее такие же, как у вас с Пэдди, — насыщенного синего цвета с небесно-голубой каемкой.

Мы посмотрели на нашу дочку.

— Глаза твои, но волосы Майры — белокурые и уже начинают завиваться, — заметила я.

— Майра, — тихо сказал он. Ее страдания бросали тень на нашу жизнь. — Пойду-ка я лучше в поле. Увидимся в полдень. Мальчишки могут помогать мне отгонять птиц от картошки — их над полями собираются целые стаи, когда начинается цветение.

— Им это понравится, — сказала я.

Он превратит это в игру для сыновей, в которой они будут Финном[31] и его Фианой или воинами Красной Ветви[32]. Интересно, кто-то еще из мужчин играл со своими детьми так, как это делал Майкл? Мой отец никогда не бегал по улице с моими братьями. Он не стал бы этого делать. Не мог. Там всегда соблюдалась какая-то дистанция. Но Майкл был другим. Веселясь с детьми, он скучал по своему детству.

— Мы придем к тебе попозже. Мальчики будут в восторге от возможности погонять на свежем воздухе, пугая бедных созданий.

Майкл отошел, затем обернулся, помахал мне рукой и зашагал по склону холма.

— Итак, Бриджет, — обратилась я к своей крошке, — давай-ка мы с тобой посидим на скамейке, которую сделал твой папа, и порадуемся этому летнему утру.

Майкл стянул с верхнего поля большой валун с плоской верхушкой и установил его у задней стены нашего дома, на том самом месте, откуда я впервые взглянула на залив Голуэй. Здесь я устроилась, чтобы кормить Бриджет, опираясь спиной о стену, лицом к окну.

— Твой отец выполняет свои обещания, — сказала я дочке.