Воспоминания солдата - Гейнц Гудериан (1951)

Значительно опаснее для предлагаемого мною перемещения главных усилий на восток было сопротивление Иодля. Иодль не хотел терять на западе инициативу, якобы перехваченную у противника. Он признавал, что наступление в Арденнах застопорилось, но зато думал, что благодаря этому наступлению противник потерял инициативу в оперативном отношении. Он думал наступлением на другом, на неизвестном и неожиданном для противника месте, достичь нового частичного успеха и надеялся таким путем парализовать противника на Западном фронте. С этой целью он начал новое наступление на северной границе Эльзас-Лотарингии. Германские войска должны были продвигаться по обе стороны Битш в южном направлении на Цаберн. Это наступление, начавшееся 1 января 1945 г., вначале тоже имело успех, однако до цели – Цаберн, затем Страсбург – было еще очень далеко. Иодль, увлеченный своим замыслом, решительно запротестовал, когда я потребовал вывода войск из Арденн и с Верхнего Рейна. Он неоднократно повторял свой аргумент: «Мы не вправе отказываться от только что перехваченной у противника инициативы». Гитлер охотно поддерживал его, так как «на востоке мы можем еще жертвовать территорией, на западе же нет». Не помогали и мои доводы, что Рурская область уже парализована налетами бомбардировочной авиации западных держав, что транспорт выведен из строя из-за превосходства противника в воздухе, что это положение будет не улучшаться, а, наоборот, все больше ухудшаться, что, напротив, промышленность Верхней Силезии может еще работать на полную мощность, что центр тяжести германской военной промышленности переместился уже на восток страны, что если мы потеряем еще и Верхнюю Силезию, то проиграем войну через несколько недель.

Я получил во всем отказ и провел этот чрезвычайно серьезный и траурный рождественский сочельник в обстановке, совершенно не соответствующей торжественному христианскому празднику. Известие об окружении Будапешта, поступившее в этот вечер, не могло способствовать улучшению настроения. Когда я уходил с этого ужина, мне сказали, что Восточный фронт должен рассчитывать только на свои собственные силы. Когда я снова потребовал эвакуации Курляндии (Прибалтика) и отправки на Восточный фронт войск, прибывших из Норвегии, ранее находившихся в Финляндии, меня снова постигло разочарование. Прибывшие из Норвегии войска предназначались для ведения боевых действий в Вогезах; это были горные части, а поэтому особенно подходили для боев в горных условиях. Впрочем, район Вогезов между Битшем и Цаберном был мне хорошо знаком. Когда-то я там служил еще в чине лейтенанта. Как раз в Битше и стоял тот первый гарнизон, в котором я служил сначала в чине фенриха, а потом молодого лейтенанта. Одна горная дивизия не могла совершить там решительного переворота.

25 декабря, в первый день рождества, я выехал на поезде в Цоссен. Я находился в пути, когда Гитлер за моей спиной распорядился о переброске корпуса СС Гилле, в который входили две дивизии СС, из района севернее Варшавы, где он был сосредоточен в тылу фронта в качестве резерва группы армий Рейнгардта, к Будапешту для прорыва кольца окружения вокруг этого города. Рейнгардт и я были в отчаянии. Этот шаг Гитлера приводил к безответственному ослаблению и без того чересчур растянутого фронта. Все протесты оставались без внимания. Освобождение от блокады Будапешта было для Гитлера важнее, чем оборона Восточной Германии. Он начал приводить внешнеполитические причины, когда я попросил его отменить это злосчастное мероприятие, и выпроводил меня. Из резервов, собранных для отражения наступления русских (четырнадцать с половиной танковых и моторизованных дивизий), две дивизии были посланы на другой фронт. Оставалось всего двенадцать с половиной дивизий на фронте протяженностью в 1200 км.