Счастье - Зульфю Ливанели (2018)

Поскольку Селахатдин тоже был глубоко верующим, они держали пост во время месяца Рамадан и, если находилась такая возможность, совершали вместе дополнительные намазы-нафили. То, что отец Джемаля был шейхом, вызывало у Селахатдина особое уважение. Себя Селахатдин называл последователем суфийского тариката (пути) Ушшаки, он постоянно расспрашивал Джемаля о том, к какому ордену принадлежит его отец, однако Джемаль ничего толком не мог объяснить. Несмотря на то, что отец Джемаля был шейхом, а сам он восемь лет посещал курсы по изучению Корана, Джемаль не знал, к какому течению он принадлежит. Как мог, он пытался рассказать что-то про тарикат, говорил, что его отец использует турецкие, арабские, персидские слова, чтобы передать красоту Всевышнего и то, на каких принципах построен этот мир. Однако у Селахатдина, гораздо лучше знающего религиозную проблематику, это не вызывало доверия, и у него закралось подозрение, что отец Джемаля – один из ложных шейхов, какие нынче были распространены в Анатолии.

После полной эвакуации людей они принялись входить в жилища и обыскивать их. Как и предполагалось, ничего это не дало. Облив бензином, они подожгли дома. Когда пламя с шумом и треском охватило деревню, женские крики поднялись до небес. На глазах, словно щепки, сгорали их гнезда, их добро. А сами они кричали так, словно сгорали их сердца. Мужчины, державшие за поводья ослов, чтобы те не убежали, не плакали, они молча смотрели, как горит деревня, а в их глазах читалась дикая злоба.

Если бы такое случилось раньше, Джемаль ужасно бы расстроился, по меньшей мере, разделил бы с людьми, чьи дома гибли, их боль, почувствовал бы сожаление, однако за долгие военные месяцы он видел столько горя, что на этот раз внутри него ничего не шелохнулось. По сравнению с другими событиями сожжение деревень было детской забавой. Не ранее чем две недели назад он видел почерневшие трупы. Муж и жена, учителя, которым еще и по двадцать лет не исполнилось, были расстреляны из микроавтобуса боевиками РПК, и Джемаль в оцепенении смотрел на два молодых тела, даже лица которых были почерневшими…

Эти горы вокруг были ужасны, и человек, говорящий по рации голосом брата Мемо, непрестанно твердил о «праве гор и праве ночи». Действительно – каждый выступ, пещеру, каждую расщелину боевики знали намного лучше, у них были более тесные связи с курдским населением. Даже животные их признавали. Когда Джемаль с товарищами приближался к деревне, собаки кидались на них как бешеные, поднимали лай на всю округу. Они были вынуждены убить нескольких пастушьих псов – карабашей. А если в ту же деревню просачивались партизаны, в ночной тьме ни один пес не издавал ни звука. Долгое время он пытался разгадать эту загадку. Наконец в один из дней Джемаль услышал, как в курдской деревне окликают собак. Джемаль и его команда приказывали: «Молчать!» по-турецки, а курды издавали странный гортанный звук, который заставлял собак умолкнуть. Джемаль старательно подражал этому звуку, но собаки его все равно не слушались.

Та же история с ослами. Деревенские жители странными звуками, которые невозможно было скопировать, управляли ослами так, будто разговаривали с ними на их языке. Однако как-то вечером Джемаль встретил человека, который не справился с этим. Они увидели, как некто с ослом направляется прямо на заминированный участок. Если бы они предупредили его – выдали бы свою засаду, если бы не предупредили – человек бы подорвался на минах. Они затаились. Взрыва долго не было. И они не выдержали, закричали: «Не ходи туда, там мина!»