Свою тайную добычу, которая сама шла в руки, она хранила в особых запасниках, не пуская туда ни мужа, ни сына, хотя несла это гнетущее бремя с трудом.

– Гулять ходил, – спокойно ответил Пупс. – Ноги размять.

Колин неуклюже обернулся; его сковывали не только натянувшийся ремень безопасности, но и портфель, и пальто. Он сорвался на крик. В подобных случаях тон его голоса становился все выше и выше, переходя почти что в фальцет. Пупс сидел молча, кривил губы в дерзкой ухмылке и довел отца до того, что тот перешел к оскорблениям, хотя бранился крайне редко и потом долго себя корил.

– Самодовольный, наглый го… гаденыш! – вскричал он, и Тесса, которая из-за навернувшихся слез плохо видела дорогу, сразу представила, как завтра утром Пупс начнет передразнивать эту безобидную визгливую ругань, чтобы посмешить Эндрю Прайса.

До чего прикольно Пупс изображает походку Кабби – вы видели, мисс?

– Как ты смеешь мне дерзить? Как ты смеешь прогуливать?

Колин уже не мог остановиться; Тесса, смахнув слезы, свернула в Пэгфорд, пересекла главную площадь, миновала кулинарию «Моллисон энд Лоу», военный мемориал и «Черную пушку», обогнула церковь Архангела Михаила и Всех Святых, оказалась на Черч-роу и в конце концов припарковалась на подъездной дорожке у дома; все это время Колин, не умолкая, визгливо кричал и даже охрип; у Тессы щеки стали мокрыми и солеными от слез. Они вышли из машины; Пупс открыл своим ключом парадную дверь и неторопливо поднялся к себе в комнату, ни разу не оглянувшись.

В темной прихожей Колин швырнул портфель на пол и обрушился на Тессу. Сноп света, падавший сквозь витражное оконце над дверью, прихотливо окрашивал его взволнованную, круглую, лысеющую голову то в кроваво-красный, то в мертвенно-голубой цвет.

– Теперь ты видишь? – кричал он, размахивая длинными руками. – Нет, ты видишь, с чем я вынужден иметь дело?

– Вижу. – Она вытащила из коробки под зеркалом большой ком бумажных салфеток, вытерла лицо и высморкалась. – Да, вижу.

– Он на нас плюет!

Тут Колин и сам разрыдался, громко и сухо кашляя, как ребенок с крупозным воспалением легких. Тесса бросилась к нему и обхватила руками на уровне пояса – маленькая и пухлая, она при всем желании не дотянулась бы выше. Он склонился к жене; она чувствовала, как сотрясается под пиджаком его грудь.

Через несколько минут, осторожно высвободившись, она повела его на кухню и заварила чай.

– Я приготовила для Мэри рагу, надо отнести, – немного погодя сказала Тесса, гладя его по руке. – У нее в доме остановилась половина всей родни. Я скоро вернусь, и мы с тобой пораньше ляжем спать.

Он кивнул и шмыгнул носом; Тесса поцеловала его в висок, направляясь в чулан, где стоял морозильник. Когда она вернулась с тяжелой обледенелой жаропрочной кастрюлей, муж сидел за столом в той же позе, сжимая в своих больших ладонях кружку и зажмурившись.

Тесса поместила кастрюлю в полиэтиленовый пакет и оставила на кафельном полу в прихожей. Затем она надела мешковатый зеленый кардиган, частенько заменявший ей куртку, но переобуваться не стала. Вместо этого она в мягких тапках неслышно пошла вверх по лестнице, а потом, ступая более свободно, поднялась еще на один пролет, в мансарду. За дверью послышалась торопливая возня. Тесса постучалась, давая Пупсу возможность свернуть на мониторе все окна и, возможно, спрятать сигареты, о которых она якобы не знала.

– Да?

Она приоткрыла дверь. Сын, сидя на корточках, с показной сосредоточенностью рылся в школьном рюкзаке.

– Ты другой день не мог выбрать, чтобы прогулять урок?

Пупс выпрямился; худой и длинный, он возвышался над матерью.

– Да был я на этом уроке. Просто немного опоздал. Беннетт меня не отметил. Придурок.

– Стюарт, прошу тебя. Пожалуйста!

У себя в школьном кабинете ей подчас приходилось сдерживаться, чтобы не повышать голос. Вот и сейчас она готова была начать.