Случайная вакансия - Дж. К. Роулинг (2012)

Волонтерство открыло Ширли совершенно новый, удивительный мир. Тогда, у рояля, Джулия Фоли ненароком подвела ее вплотную к давней мечте: скромно сцепив перед собой руки, Ширли будет стоять с ламинированным пропуском на шее, когда вдоль шеренги добровольных помощников медицины неспешно прошествует ее величество. Тут Ширли сделает идеальный реверанс и тем самым обратит на себя внимание королевы; та остановится, чтобы перемолвиться словом с Ширли, поблагодарит ее, что она, не считаясь со временем… вспышка фотокамеры, а на следующий день – фото в газете: «Королева беседует с миссис Ширли Моллисон, работающей на общественных началах…» Когда Ширли воображала эту сцену, ее порой охватывал почти священный трепет.

А кроме того, волонтерство давало ей в руки сверкающее оружие против заносчивости Морин. Когда вдова Кена вдруг преобразилась, как Золушка, из продавщицы в совладелицу, она стала задирать нос, чем приводила в бешенство Ширли (которая, впрочем, неизменно встречала ее кошачьей улыбкой). Но Ширли поднялась на ступень выше: она трудилась не ради наживы, а ради высоких идеалов сердца. Волонтерство давно стало признаком хорошего тона: оно привлекало таких женщин, которые, как она сама и Джулия Фоли, не нуждались в деньгах. Более того, пропуск в больницу давал Ширли доступ к неограниченным запасам сплетен, с которыми не мог сравниться назойливый щебет Морин по поводу открытия нового кафе.

Сегодня утром Ширли уверенно попросила координатора волонтерской службы направить ее в двадцать восьмую палату онкологического отделения. На посту возле этой палаты она рассчитывала застать единственную медсестру, с которой сумела подружиться; молоденькие девчонки порой дерзили и выговаривали волонтерам, тогда как Рут Прайс, вернувшаяся к сестринской профессии после шестнадцатилетнего перерыва, привлекла ее с самого начала. Обе они, как подчеркивала Ширли, были «уроженками Пэгфорда», и это их сближало.

(Если уж совсем честно, Ширли не была уроженкой Пэгфорда. Они с младшей сестрой выросли в Ярвиле, в тесной, грязноватой квартирке, принадлежавшей их матери. Мать Ширли была пьянчужкой; она не давала развода отцу девочек, которого те никогда не видели. Казалось, все мужчины в округе знали мать Ширли по имени и говорили о ней с ухмылкой… но это давным-давно кануло в прошлое, а Ширли считала, что прошлое выветривается, если только о нем не вспоминать. Она и не вспоминала.)

Ширли и Рут радостно поздоровались, но сегодня у обеих была масса дел, и они успели только обменяться короткими фразами насчет внезапной кончины Барри Фейрбразера. Они договорились пойти в столовую около половины первого, и Ширли отправилась за библиотечной тележкой.

Она пребывала в прекрасном расположении духа. Будущее виделось ей столь же отчетливо, как настоящее. Говард, Майлз и Обри Фоли собирались сплотиться, чтобы раз и навсегда покончить с предместьем Филдс; такое достижение не грех будет отметить торжественным приемом в Суитлав-Хаусе…

Ширли завораживало это имение: огромный сад с прудами, солнечными часами и затейливо подстриженной живой изгородью; широкий коридор, обшитый деревом, на рояле – фотография в серебряной рамке: хозяйка дома беседует с дочерью королевы. Со стороны четы Фоли не чувствовалось ни тени высокомерия к Говарду и Ширли; правда, попав в орбиту этой семьи, Ширли заметила, что хозяев дома во время каждой встречи что-нибудь отвлекает. А ведь как мило было бы им впятером устроить приватный ужин в одном из этих восхитительных малых залов: Говард сел бы рядом с Джулией, Ширли – по правую руку от Обри, а между ними – Майлз. (У Саманты в фантазиях ее свекрови неизменно находились другие дела.)

Ровно в половине первого Ширли и Рут нашли друг друга у стойки с йогуртами. В шумной больничной столовой еще не было того столпотворения, какое начиналось в час дня, и они без труда нашли липкий, в крошках столик на двоих у стены.

– Как Саймон? Как мальчики? – спрашивала Ширли, пока Рут вытирала столешницу.