За окном - Джулиан Барнс (2013)

В 1880 году неоимпрессионист Поль Синьяк предложил написать Феликса Фенеона, который за четыре года до того первым употребил термин «неоимпрессионизм». Вышеупомянутый критик ответил с демонстративной уклончивостью, а затем добавил: «Я скажу лишь одно: только лицо во весь портрет — согласны?» Синьяк не согласился. Пять месяцев спустя появилось хорошо известное изображение Феликса Фенеона: он стоит на фоне бушующего водоворота пуантилистических цветов в левый профиль, с цилиндром и тростью в руках, протягивая не изображенному на картине получателю лилию (дань почести художнику? любовный подарок женщине?). То ли из-за тщеславия, то ли из-за свойственного критикам самолюбия, задетого неповиновением художника, Фенеону портрет очень не понравился, и критик заявил, что «автор и изображаемый оказали друг другу медвежью услугу». Тем не менее он принял картину, которая провисела у него на стене около сорока лет, до самой смерти Синьяка. Но ни этот факт, ни время не смягчили его оценку: в 1943 году Фенеон сказал своему другу и будущему литературному палачу, критику Жану Полану, что это «самая неудачная работа Синьяка».

Хуже того, она послужила образцом «профилизма». Боннар, Вюйар и Валлотон — все изображали его практически в одной и той же позе: подавшись вперед (в исполнении Вюйара — изогнувшись в неимоверно стреловидной форме) за столом в издательстве журнала «Revue Blanche», в левый профиль, с хорошо заметной монашеской тонзурой. Их примеру последовали Тулуз-Лотрек и ван Донген. Возможно, Фенеону портреты не нравились, но ракурс был невероятно интересным. Анфас он был похож на многих других — в старости даже напоминал Андре Жида. Профиль же представлялся для художников более многообещающим материалом: большой нос с горбинкой, выступающий вперед подбородок, а под ним — пучок гладкой козлиной бородки. Глубоко индивидуальный, но в то же время ничем не примечательный. Посмотрев на Фенеона под этим углом, люди вспоминали о дяде Сэме или Аврааме Линкольне (Аполлинер назвал его «псевдоянки»), а также о танцовщике «Мулен Руж» Валантэне ле Дезоссе, с которым его часто путали. «Между нами, вероятно, имелось некоторое сходство, — признавал он, — которое не льстило ни одному из нас».

Но как с психологической, так и с эстетической точки зрения этот профилизм был очень точен — выражая уклончивость Фенеона, его решение не отвечать нам напрямую ни как читателям, ни как зрителям его жизни. В литературной и художественной истории он снисходит до нас урывками, словно в калейдоскопе. Люк Сант в своем вступлении к «Романам в три строки» описывает его как «незримо знаменитого», а для англоязычных читателей этот персонаж оставался попросту невидимым, пока в 1988 году не появилась великолепная монография о нем, написанная Джоан Унгерсма Халперин. Художественный критик, антиквар, самый наметанный глаз Парижа на рубеже веков, покровитель Сера, единственный галерист, пользовавшийся расположением Матисса, журналист, автор, писавший для Коллет, известной под псевдонимом «Вилли», литературный советник, затем главный редактор журнала «Revue Blanche», друг Верлена, Гюисманса и Малларме, издатель Лафорга, редактор и составитель сборника «Озарения» Рембо, переводчик Джойса и «Нортенгерского аббатства». Его невидимость отчасти объяснялась тем, что Фенеон скорее упрощал, чем создавал, но в своей особой манере — уклончивой, ироничной, немногословной. Некоторые находили его язвительным и жутким, хотя вел он себя по большей части дружелюбно. Валери назвал его «справедливым, безжалостным и нежным». Альманах «Journal des Goncourt» воспроизвел вердикт, вынесенный поэтом Анри де Ренье: «Настоящий оригинал, родившийся в Италии, но похожий на американца. Умный мужчина, который пытается стать выдающейся личностью и поразить других своими эпиграммами… Но человек он отзывчивый, добрый, чувствительный, целиком и полностью приверженный миру эксцентриков, униженных и оскорбленных, миру бедняков».