За окном - Джулиан Барнс (2013)

Тринадцать лет он работал в военном ведомстве и дослужился до начальника канцелярии. Будучи французом, он умудрялся как на словах, так и на деле совмещать службу с твердыми анархистскими убеждениями. Он поддерживал идеи анархии как журналист, как редактор и — почти наверняка — как изготовитель бомбы. В 1894 году его арестовали в ходе облавы и обвинили по одному из универсальных законов, которые так любят принимать правительства, напуганные терактами. Одну из улик дал обыск у него в кабинете, где полицейские обнаружили пузырек ртути и коробок с одиннадцатью детонаторами. Фенеон внес свой вклад в список непростительных отговорок, заявив, что его отец, который недавно покинул этот мир и в силу этого не может подтвердить его слова, нашел данные предметы на улице. Услуги адвоката оплатил меценат Таде Натансон, Феликсу же, вероятно, нравилось состязаться умом с юристами. Когда председатель суда сообщил, что подсудимого видели в обществе известного анархиста во время беседы за газовой лампой, он отреагировал холодно: «Скажите мне, господин председатель, с какой стороны газовой лампы это „за“?» Так как речь шла о Франции, остроумие в суде сыграло ему лишь на руку, и его оправдали. В следующем году увидеть все «прелести» судейского остроумия выпало на долю Уайльда. Удивительно, но именно в тот год Лотрек изобразил двух жертв правосудия вместе (естественно, в профиль) на спектакле в «Мулен Руж».

Суд стал кульминацией выхода Фенеона из тени. В течение последующих пятидесяти лет он постепенно становился все более неуловимым. Книг он не печатал, ограничившись сорокатрехстраничной монографией «Импрессионисты в 1886 году». Монография вышла тиражом 227 экземпляров, и все последующие предложения о переиздании отклонялись. Журналистом он сначала подписывал свои работы, потом стал ставить лишь инициалы и в конце концов перешел на полную анонимность. Как-то раз некий издатель предложил ему написать мемуары; Фенеон, естественно, отказался. Другой посоветовал напечатать «Романы в три строки», на что писатель резко ответил: «Я стремлюсь лишь к молчанию». Эти слова походили на сказанное однажды почти современником Фенеона швейцарским писателем Робертом Вальзером, когда в психиатрическую больницу, где он жил, приехал друг, который и поместил его туда, и спросил, как продвигается его работа. «Я здесь не писать, — ответил Вальзер, — а сходить с ума».

Уклончивость Фенеона отражалась и на том, как о нем писали другие. Биографическая заметка о Плеяде в дневнике Жюля Ренара занимает больше места, чем две посвященные автору статьи, одна из которых называется просто: «Козлиная бородка Фенеона». Малларме, его близкий друг, выступал в суде в качестве свидетеля и давал отзыв о моральном облике обвиняемого. Но вот что поэт написал сразу же после события своей почти любовнице Мэри Лоран: «Моего бедного друга Фенеона (нет, у него чрезвычайно интересные черты лица) оправдали, и я этому исключительно рад. Фрукты еще не доставлены, их еще не подавали. Мясо затмило все, а Женевьева считает, что мы слишком рано после обеда засунули его в штаны (сумку)». И все это в одном абзаце. Серьезный кризис общественной жизни Фенеона забыт ради более важной темы — еды. Хотя, может быть, Фенеон бы и сам одобрил, особенно фразу «мясо затмило все».