Атлант расправил плечи - Айн Рэнд (1997)

— Послушай, — сказал он устало, — я не хочу портить тебе вечер. Но держи этого человека подальше от меня и не пытайся представить его мне. Я не хочу его знать. Не знаю, как это у тебя получится, но ты опытная хозяйка, так что уж постарайся.

Дэгни замерла, увидев подходившего к ней Франциско. Он учтиво поклонился ей. Она заметила, как он слегка улыбнулся, показав, что что-то понял, но не захотел дать ей понять, что именно.

Дэгни отвернулась. Она надеялась, что остаток вечера ей удастся избегать его.

Больф Юбенк присоединился к группе гостей, собравшихся вокруг доктора Притчета, и с недовольным видом говорил:

— …нет никакой надежды на то, что люди смогут понять высшие идеалы философии. Культуру нужно вырвать из рук охотников за наживой. Литература должна финансироваться из госбюджета. Ведь это же просто позор: к мастерам искусства относятся как к коробейникам, а их работы продаются, как мыло.

— Похоже, вас не устраивает именно то, что они продаются не так хорошо, как мыло? — спросил Франциско Д’Анкония.

Никто не заметил, как он подошел. Разговор резко прервался. Большинство присутствующих не были знакомы с Франциско, но сразу узнали его.

— Я хотел сказать… — сердито начал Больф Юбенк и тут же замолчал. На лицах слушателей он увидел выражение живого интереса, но уже не к философии.

— О, профессор, здравствуйте, — сказал Франциско, кланяясь доктору Притчету.

Доктор Притчет без особого удовольствия ответил на приветствие и представил Франциско кое-кому из собравшихся.

— Мы как раз обсуждали с доктором Притчетом очень интересный вопрос. Он говорил, что все — это ничто, — серьезным тоном произнесла важная дама.

— Он без сомнения знает об этом больше, чем кто бы то ни было, — не менее серьезно ответил Франциско.

— Я бы никогда не подумала, что вы, сеньор Д’Анкония, так хорошо знаете доктора Притчета, — сказала она и удивилась, заметив, что профессору явно не понравилось ее замечание.

— Я выпускник знаменитого Университета Патрика Генри, где сейчас работает профессор Притчет. Но моим учителем был один из его предшественников — Хью Экстон.

— Хью Экстон, — с удивлением сказала привлекательная молодая женщина. — Но, сеньор Д’Анкония, этого не может быть. Вы же так молоды. Я думала, он один из выдающихся философов прошлого века.

— Вероятно, по духу, мадам, но не в действительности.

— Но я думала, он давно умер.

— Почему? Он жив.

— Но почему тогда о нем ничего не слышно?

— Он уволился девять лет назад.

— Как странно. Когда подает в отставку политический деятель или перестает сниматься кинозвезда, мы узнаем об этом из передовиц газет, но когда прекращает работать философ, люди этого даже не замечают.

— Рано или поздно замечают.

— Я думал, Хью Экстон один из классиков, которых сейчас не изучают, разве что по истории философии, — с удивлением сказал один молодой человек. — Я недавно читал статью, в которой он представлен как последний из великих сторонников разума.

— А чему учил Хью Экстон? — спросила важная дама.

— Он учил, что все — это нечто, — ответил Франциско.

— Ваша преданность своему учителю достойна похвалы, сеньор Д’Анкония, — холодно сказал доктор Притчет. — Можно ли рассматривать вас как практический результат его учения?

— Несомненно.

Джеймс Таггарт подошел к собравшимся и ждал, когда его заметят.

— Привет, Франциско.

— Добрый вечер, Джеймс.

— Какое счастливое совпадение, что я встретил тебя здесь. Мне очень хотелось поговорить с тобой.

— Это что-то новое. Раньше за тобой такого не замечалось.

— Все шутишь, как в старые добрые времена. — Таггарт медленно, как бы без умысла, отодвинулся от группы гостей, надеясь увести Франциско за собой. — Ты же прекрасно знаешь, что в этом зале нет человека, который не хотел бы поговорить с тобой.

— Неужели? Я склонен подозревать обратное.