Атлант расправил плечи - Айн Рэнд (1997)

Это было чувство свободы, Реардэн словно стоял в потоке чистого воздуха, помня об упавшем с плеч грузе. Он испытывал чувство полного освобождения. Ему были безразличны чувства Лилиан, ее страдания и ее судьба. И еще он знал: это не только не имело для него значения, но и не должно было что-то значить.

Глава 6

Чудесный металл

— А пройдет у нас этот номер? — спросил Висли Мауч. Его голос был высоким от гнева и тонким от страха.

Никто не ответил. Джеймс Таггарт неподвижно сидел на краешке кресла и смотрел на Мауча исподлобья. Орен Бойл, стряхивая пепел с сигары, сильно ударил по пепельнице. Доктор Флойд Феррис улыбнулся. Мистер Уэзерби сжал губы и скрестил руки на груди. Фред Киннен, глава Объединенных профсоюзов Америки, перестал расхаживать по кабинету, сел на подоконник и тоже сложил руки на груди. Юджин Лоусон, который, сгорбившись, бездумно перебирал цветы, стоявшие на низком стеклянном столике, возмущенно выпрямился и поднял глаза. Мауч сидел за столом, положив кулак на лист бумаги.

Юджин Лоусон ответил первым:

— Мне кажется, мы не можем так ставить вопрос. Нельзя допустить, чтобы из-за каких-то банальных трудностей мы перестали ощущать все благородство программы, составленной в интересах общественного благосостояния. Она направлена на благо людей. Нужна народу. А нужды народа — это наша главная забота, и мы вовсе не обязаны принимать в расчет все прочее.

Никто не возразил и не подхватил его мысль, у всех был такой вид, будто после слов Лоусона продолжать обсуждение стало еще труднее. Маленький человечек, сидевший в лучшем кресле в стороне от всех и довольствовавшийся своей незаметностью, но абсолютно уверенный, что все до одного помнят о его присутствии, взглянул на Лоусона, потом на Мауча и бодро сказал:

— Золотые слова, Висли. Смягчи тон, добавь лоску, отдай своим газетчикам — пусть раструбят, и тогда все обойдется.

— Да, мистер Томпсон, — сказал Мауч хмурясь.

Мистер Томпсон, глава государства, обладал удивительной способностью оставаться неприметным. Его невозможно было выделить в компании из трех человек, а если наблюдать его одного, то его образ как бы рассыпался в сознании на множество лиц, в чем-то подобных ему.

Страна не располагала четким представлением о его облике: его фотографии появлялись на обложках журналов так же часто, как портреты его предшественников в должности, но никогда нельзя было точно определить, на каких фотографиях изображен он, а на каких — «некий почтальон» или «некий клерк»; подобные фотографии часто сопровождали очерки о повседневной жизни простых людей. Единственное различие заключалось в том, что воротничок у мистера Томпсона обычно был помят. Он был широкоплеч и худощав. Волосы редкие, рот — широкий; возраст можно было определить весьма приблизительно: от сильно потрепанных сорока до на редкость энергичных шестидесяти. Пользуясь безграничной властью, он постоянно думал о том, как ее расширить, потому что так хотели люди, которые помогли ему занять его пост. Он обладал коварством глупца и бешеной энергией лентяя. Секрет его успеха заключался в том, что он взлетел по воле случая, о чем знал, и больше ни к чему не стремился.

— Ясно, что необходимо принять меры. Радикальные меры, — сказал Джеймс Таггарт, обращаясь скорее к Висли Маучу, нежели к мистеру Томпсону. — Мы не можем допустить, чтобы это продолжалось. — Его дрожащий голос звучал воинственно.

— Спокойнее, Джим, — предостерег его Орен Бойл.

— Нужно что-то делать, и срочно!

— Не смотри на меня так, — резко бросил Висли Мауч. — Я ничего не могу сделать. Что я могу сделать, если мне не хотят пойти навстречу? Я связан. Мне нужны бо́льшие полномочия.