Атлант расправил плечи - Айн Рэнд (1997)

Мауч пригласил их как своих друзей и личных советников в Вашингтон для неофициального обмена мнениями по вопросу о национальном кризисе. Но, глядя на него, никто из них не мог бы определенно сказать, помыкает он ими или пресмыкается, угрожает им или молит о помощи.

— Вот факты, — сказал мистер Уэзерби бесстрастным тоном скептика, — за период с первого января прошлого года по первое января текущего года количество банкротств вдвое превысило соответствующий показатель за предшествующий период. А начиная с первого января текущего года он утроился.

— Надо, чтобы они винили в этом только себя, — вставил доктор Феррис.

— Хм? — промычал Висли Мауч, бросив взгляд на Ферриса.

— Делай что угодно, только не извиняйся, — пояснил доктор Феррис. — Пусть они считают виноватыми себя.

— Я и не прошу извинений! — огрызнулся Мауч. — Я не виноват. Мне нужны бо́льшие полномочия.

— А ведь виноваты именно они, — заявил Юджин Лоусон, резко повернувшись к доктору Феррису. — У них отсутствует дух социальной взаимопомощи. Они отказываются признавать, что производство — это не личная прихоть, а долг перед обществом. Они не имеют права выходить из игры ни при каких обстоятельствах. Они должны продолжать работу. Это требование общества. Труд отдельного человека не его личное дело, а дело общества. Нет таких понятий, как «личное дело» и «личная жизнь». Мы должны заставить их понять это.

— Джин Лоусон знает, о чем я говорю, — сказал доктор Феррис, слегка улыбнувшись, — хотя и не подозревает об этом.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил Лоусон, повысив голос.

— Прекратите! — приказал Висли Мауч.

— Мне все равно, что ты, Висли, предпримешь, — сказал мистер Томпсон, — меня не волнует, будут ли протестовать деловые круги. Но ты должен быть уверен, что пресса на твоей стороне. И уверен на все сто.

— Пресса меня поддержит, — заверил Мауч.

— Стоит какому-нибудь редактору раскрыть рот в неподходящий момент и он натворит больше бед, чем десять разъяренных миллионеров.

— Верно, мистер Томпсон, — согласился доктор Феррис. — Не могли бы вы назвать такого редактора?

— Пожалуй, нет, — с удовлетворением ответил Томпсон.

— Кем бы ни были те, на кого мы рассчитываем, — сказал доктор Феррис, — есть старомодное изречение, рекомендующее рассчитывать на мудрых и честных. Мы не должны о них думать. Такие нынче не в ходу.

Джеймс Таггарт выглянул в окно. Над просторными улицами Вашингтона то и дело появлялись голубые клочки, таким бывает небо в середине апреля, когда солнце согревает землю редкими лучами, пробившимися сквозь пелену облаков. Вдалеке сверкал в солнечных лучах высокий белый обелиск, воздвигнутый в честь человека, которого доктор Феррис только что процитировал и в честь которого был назван город. Таггарт отвернулся.

— Мне не нравятся твои слова, профессор, — громко и уныло сказал Лоусон.

— Помолчи, — приказал Мауч. — Доктор Феррис не теоретизирует, он говорит о практических вещах.

— Если речь идет о практической стороне дела, — включился в разговор Фред Киннен, — позвольте напомнить, что мы в такое время не можем беспокоиться о бизнесменах. О чем надо думать, так это о рабочих местах. Больше рабочих мест. В руководимых мною профсоюзах каждый работающий кормит пятерых неработающих, не говоря о своре голодающих родственников. Если хотите моего совета, я знаю, что вы им не воспользуетесь, но все же — издайте указ, обязующий предпринимателей увеличить штат, скажем, на одну треть, за счет безработных.

— Господи всемогущий! — воскликнул Таггарт. — Ты с ума сошел! Мы с трудом платим тем, кто работает. Даже для них не хватает работы! Еще треть? Нам их нечем занять!

— А кого это волнует? — вскинулся Фред Киннен. — Людям нужны рабочие места. Потребность — вот что главное, а не ваши прибыли.