Атлант расправил плечи - Айн Рэнд (1997)

Он приостановился на пороге. Они стояли и смотрели на его лицо и на открытую дверь за ним. На их лицах отражались страх и хитрость — выражение людей, шантажирующих чужой добродетелью, которое он уже научился узнавать. Неужели они еще надеются добиться своего, взывая к его жалости, завлечь в ловушку? А ведь этого так легко избежать — достаточно сделать всего шаг назад.

Они возлагали все надежды на его жалость и боялись его гнева; они даже не осмеливались представить себе третью возможность: его безразличие.

— Что она здесь делает? — спросил он, повернувшись к матери, голос его прозвучал ровно и бесстрастно.

— Лилиан живет здесь со времени развода, — обороняясь, ответила она. — Я ведь не могла допустить, чтобы она умерла с голоду на улице, правда?

На лице матери появилось смешанное выражение мольбы, будто она умоляла его не бить ее по лицу, и торжества, будто она сумела ударить по лицу его. Он понял, почему она приютила Лилиан — отнюдь не из сострадания — между ней и Лилиан никогда не было особой любви, их объединяло желание отомстить ему, — а из тайного удовольствия тратить его деньги на его бывшую жену, которую он отказался содержать.

Голова Лилиан склонилась в приветственном поклоне, с испытующей скромной и в то же время вызывающей улыбкой. Он не сделал попытки не заметить ее, лишь посмотрел на нее в упор, как будто видел ее насквозь, но ее присутствие не отложилось в его сознании. Ничего не сказав, он закрыл дверь и вступил в комнату.

Мать испустила тихий вздох облегчения, поспешно опустилась на ближайший стул и, нервничая, наблюдала, последует ли он ее примеру.

— Так что же ты хотела? — спросил он, усаживаясь.

Мать сидела выпрямившись, в неловкой позе, голова ее была опущена, а плечи подняты.

— Пощады, Генри, — прошептала она.

— Что это значит?

— Ты не понимаешь?

— Нет.

— Что ж… — Она беспомощно развела руками. — Что ж… — Глаза ее перебегали с предмета на предмет, стремясь уйти от его внимательного взгляда. — Что ж, мне так много нужно тебе сказать, не знаю, с чего начать… Хорошо, есть одно дело, которое само по себе неважно… и не из-за него я позвала тебя…

— И что же это за дело?

— Дело? Наши денежные пособия, мое и Филиппа. Сейчас начало месяца, а из-за ареста счетов мы ничего не можем получить. Ты ведь это знаешь, да?

— Знаю.

— Хорошо. И что будем делать?

— Не знаю.

— Я имею в виду, что ты собираешься делать с этим арестом?

— Ничего.

Мать уставилась на него, словно считая секунды в ожидании ответа:

— Ничего, Генри?

— У меня нет возможности что-то сделать.

Они следили за его лицом с напряженным, ищущим вниманием, и он чувствовал, что мать сказала ему правду, ее волновали не эти сиюминутные финансовые затруднения, они служили своего рода символом куда более широкого круга проблем.

— Но, Генри, нам приходится туго.

— Мне тоже.

— Но разве ты не можешь послать немного наличных или чего-нибудь еще?

— Меня не предупредили и не дали времени получить наличные.

— Тогда… Послушай, Генри, все случилось так неожиданно, это испугало людей — нам не хотят продавать в кредит, пока ты не скажешь. Я считаю, что они хотят, чтобы ты подписал кредитную квитанцию или что-то в этом духе. Так ты поговоришь с ними и уладишь все это?

— Нет, я не буду этого делать.

— Не будешь? — У нее вырвался вздох удивления. — Почему?

— Я не принимаю на себя обязательств, которые не смогу выполнить.

— Что это значит?

— Я не могу принять на себя долги, которые не смогу оплатить.

— Что значит — не сможешь? Постановление — это только формальность, временное явление, это всем известно!

— Разве? А мне нет.

— Но, Генри… счета из магазина! Ты что, не уверен, что сможешь их оплатить, ты-то, со всеми твоими миллионами?

— Я не буду обманывать владельцев магазинов, уверяя, что у меня есть деньги.