Обитель - Захар Прилепин (2014)

— Ты в какой роте, Артём, я забыл? — спросил Эйхманис, и Артём, сначала ответив в какой, потом быстро — нехорошо голым говорить с начальством — натянув рубаху, уже внутри рубахи подумал, что с ним общаются уже не как с заключённым, а как с бойцом, солдатом, армейцем. «…И это просто замечательно, — думал Артём, выныривая из рубахи так ретиво, что едва не оборвал уши, — это ужасно приятно…»

— И где живёшь? — спрашивал Эйхминис. — В келье?

Артём ответил, что да, в келье, на два места, и зачем-то уточнил: с Осипом Троянским, ботаником.

— А, я знаю про него, — сказал Эйхманис.

— Он сказал, что скоро меня должны оттуда переселить, потому что он обратился с просьбой разрешить его матери приехать к нему с материка и проживать с ним в келье, — пояснил Артём, отчего-то догадавшись, что Эйхманису это будет любопытно.

— Мать в келью? — улыбчиво переспросил Эйхманис и посмотрел на Горшкова. — Как весело, — Горшков на всякий случай кивнул. — Думаю, он чего-то недопонял, — сказал Эйхманис, и Горшков снова кивнул, на этот раз куда убеждённей.

— В общем, Артём, я посмотрел на всех вас, — продолжил Эйхманис. — Будете работать при мне, задачи я объясню, ты будешь старший группы.

Артём щёлкнул бы каблуками, если б не был босым — но пятки всё равно медленно соединил и подбородок поднял чуть выше.

— Горшков, сделай ему бумагу, что он командирован в монастырь и обратно, — велел Эйхманис, на Горшкова не глядя. — А ты, Артём, получишь там обмундирование на всех и продукты. И инструменты кое-какие — там Горшков всё напишет в заявительном письме.

«Жаль, что в военных уставах не прописано, что помимо ответа „Будет исполнено!“ — можно в особо важных случаях подпрыгивать вверх, — совершенно спокойно и очень серьёзно думал Артём, — …подпрыгивать и орать».

* * *

Собрался спешно, всё принюхиваясь — Феофан явно наготовил чего-то грибного и вкусного, из печи шёл важный дух.

Когда уже выходил — заявились навстречу все остальные лагерники, неся на лицах усталость от долгого смеха: Курез-шаха и Кабир-шаха всё-таки выгнали на сушу и обрили.

— Суп с грибами будет вам, каторжные, — посулил отец Феофан, тоже немного развеселившийся.

Все разом уселись за стол, в благоговейном ожидании: лица вытянулись и сосредоточились.

Артём решил остаться: ему так не хотелось лишиться обеда, что даже бритые — и оттого почему-то обрусевшие на вид — индусы не смешили.

Суп пах, как лесной концерт. Эти чёртовы грибы выросли под птичий в сто тысяч голосов гомон и теперь сами запели: их голоса струились вокруг и волновали невероятно…

Но тут объявился Горшков.

— Ты чего пристыл тут? — в меру строго сказал Артёму. — Я за тобой ходить буду?

Артём запнулся, не зная, что ответить, — хорошо, ещё не уселся за стол и не начал суп хлебать.

— Держи свою бумагу, — сказал Горшков недовольно. — Провожатый ждёт, мчи пулей.

«…В который раз хотел назвать меня шакалом, но из-за того, что я старший группы, — снова не решился, — догадался Артём и тут же посмеялся над собой: — Что-то ты слишком о многом стал догадываться, догада. Может, все твои догадки — ерунда? И всё не так, и ты — дурак, Артём?»

С красноармейцем он знакомиться не стал, сел на лошадь — и поехал следом.

Верхом, надо сказать, он катался впервые — поначалу было боязно, что лошадь окажется норовистой и Артёма сбросит наземь — вот и будет тебе тогда «старший!» — но нет, она спокойно пошла вслед за красноармейской кобылой.

Трясло, конечно, но если приспособиться, то ничего — красноармеец никуда не спешил, спасибо ему. Через несколько минут Артём успокоился.

«Как скоро ты превратишься в Бурцева, дружок? — задиристо спрашивал себя он, — Начнёшь ли бить Щелкачова лопатой по хребту?..»

…Посмеивался, но ответа до конца не знал.

Нет, конечно, он и представить себя не мог в такой ситуации, но — вдруг?