Пролетая над гнездом кукушки - Кизи Кен Элтон (2004)

Большая Сестра снова вытащила свой блокнот. Суставы у нее не гнулись, и руки, которые стали белее, чем когда-либо, летали над блокнотом, словно руки тех цыган из пассажа, которые за пенни готовы предсказать вам удачу. «Да, мистер Хардинг, — написала она, — я бы не стала говорить, если бы не была уверена. Он вернется».

Хардинг прочел бумажку, затем разорвал ее и бросил в нее обрывки. Она вздрогнула и подняла руку, чтобы защитить от бумаги поврежденную часть своего лица.

— Леди, я думаю, что в вас всякого дерьма — через край.

Она уставилась на него, и ее руки на секунду взлетели над блокнотом, но потом она повернулась и прошла прямо на сестринский пост, засовывая карандаш и блокнот в карман халата.

— Гм, похоже, наша беседа была несколько беспорядочной, — произнес Хардинг. — Но, честно говоря, когда вам сообщают, что в вас полно дерьма, что вы можетенаписать в ответ?

Она попыталась привести свое отделение в порядок, но это было трудно, потому что призрак Макмерфи все еще бродил по коридорам, открыто смеялся на собраниях и пел в уборной. Она больше не могла править при помощи своей былой силы, во всяком случае выписывая замечания на листках бумаги. Она теряла своих пациентов — одного за другим. После того как Хардинг выписался и его увезла жена, а Джорджа перевели в другое отделение, из нашей группы, той, что была на рыбалке, осталось только трое — я, Мартини и Скэнлон.

Я пока не хотел уходить, потому что Большая Сестра казалась мне слишком уверенной в себе; похоже, она ожидала еще одного раунда, и я оставался на тот случай, если это произойдет. И однажды утром — к тому времени Макмерфи отсутствовал уже три недели — она сделала свой последний ход.

Двери отделения открылись, и черные ребята ввезли каталку с табличкой в ногах, на которой было написано жирными черными буквами: «МАКМЕРФИ РЭНДЛ, ПОСЛЕОПЕРАЦИОННЫЙ ПАЦИЕНТ», и под этими буквами было подписано чернилами: «ЛОБОТОМИЯ».

Они втолкнули каталку в дневную комнату и оставили стоять у стены, рядом с Овощами. Мы стояли в ногах каталки, читая табличку, а затем посмотрели на другой конец, на голову, которая была вдавлена в подушку: венчик рыжих волос, окружающих молочно-белое лицо, и только вокруг глаз — огромные лиловые синяки.

Последовала минута молчания, а потом Скэнлон повернулся и сплюнул на пол:

— А-а-а, вот как, старая сука решила провести нас, говно собачье. Это не он.

— Ничего похожего на него, — сказал Мартини.

— Она что, думает, мы совсем тупые?

— О, но они, тем не менее, проделали неплохую работу, — заметил Мартини, придвигаясь к голове. — Посмотрите. Они нашли даже сломанный нос, и этот долбаный шрам, и даже бачки.

— Точно, — проворчал Скэнлон, — но черт!

Я протиснулся мимо других пациентов, чтобы стать рядом с Мартини.

— Точно, они сумели бы подделать такие штуки, как шрамы и сломанный нос, — сказал я. — Но они не могут подделать этот взгляд.В этом лице ничего нет. Просто один из магазинных манекенов, разве я не прав, Скэнлон?

Скэнлон сплюнул снова.

— Прав, черт побери. Вы сами видите, дело совершенно ясное.Всякий это может видеть.

— Посмотрите сюда, — сказал один из пациентов, поднимая простыню, — татуировки.

— Точно, — кивнул я, — они могут подделать татуировки. Но руки, а? Руки? Они не могут этого сделать. У него руки были огромные!