Пролетая над гнездом кукушки - Кизи Кен Элтон (2004)

Но она не взрывается, во всяком случае не сразу, держится еще целый час. Ее улыбка за стеклом сестринского поста выглядит кривой и фальшивой, такой мы никогда раньше не видели. Она просто сидит. И я вижу, как поднимаются и опускаются ее плечи с каждым вдохом и выдохом.

Макмерфи смотрит на часы и говорит, что игра началась. Он у питьевого фонтанчика вместе с другими Острыми на коленях отмывает плинтус. Я подметаю в кладовке для веников — наверное, уже в десятый раз за этот день. Скэнлон и Хардинг таскают полотер туда-сюда по коридору, выписывая свежим воском сияющую восьмерку. Макмерфи снова говорит, что игра уже должна начаться, и встает, бросив тряпку. Больше никто не прекратил работу. Макмерфи проходит мимо окна, из которого она смотрит на него, усмехается, словно знает, что теперь победил ее. Когда он поворачивает голову и подмигивает ей, ее голова слегка дергается.

Все продолжают заниматься своими делами, но украдкой следят, как он устанавливает кресло напротив телевизора, поворачивает выключатель и садится. На экране закружилась картинка с попугаем, летающим над бейсбольным полем и распевающим кровожадные песни. Макмерфи поднимается и прибавляет звук, чтобы перекрыть музыку, доносящуюся из громкоговорителя на потолке, откидывается на спинку кресла, взгромоздив ноги на стул, и закуривает сигарету. Почесал живот и зевнул.

— Ух ты! Мужики, все, что мне теперь нужно, — жестянку пива и чего-нибудь остренького.

Большая Сестра смотрит на него, лицо покраснело, губы дергаются. На секунду она отводит взгляд и видит, что все ждут ее дальнейших действий — даже черные ребята и маленькие сестрички исподтишка смотрят на все, а тем временем практиканты подтягиваются на собрание персонала — даже им интересно. Она плотно сжала губы, смотрит на спину Макмерфи и ждет, пока закончится кровожадная песня. Потом она поднимается и подходит к стальной двери, где расположены электрические щитки, дергает рубильник, и картинка в телевизоре гаснет. Ничего не осталось на экране, кроме крошечного глазка, пятнышка света, направленного прямо на Макмерфи.

Этот глазок ни капельки его не расстроил. Сказать по правде, он даже не двинулся, он ничем не показывает, что картинка исчезла; берет сигарету в зубы и натягивает кепку на свои рыжие кудри так, что ему приходится откинуть голову назад, чтобы что-то видеть из-под козырька.

Так он и сидит, со скрещенными за головой руками, заброшенными на спинку стула ногами, дымящаяся сигарета торчит из-под козырька кепки — сидит и смотрит на экран телика.

Большая Сестра терпела это сколько могла; потом она подходит к двери сестринского поста и кричит, чтобы он помог другим с уборкой. Он не обращает на него никакого внимания.

— Я сказала, мистер Макмерфи, что в эти часы нужно работать. — Ее голос такой тугой и писклявый, словно электрическая пила вгрызается в ствол вековой сосны. — Мистер Макмерфи, я вас предупреждаю!

Все остановились, никто уже ничего не делает. Она осматривается, а потом делает шаг от сестринского поста в сторону Макмерфи.

— Вы обязаны, вы понимаете. Вы… под моей юрисдикцией…моей и персонала. — Она поднимает указательный палец, красно-оранжевые ногти огнем горят на ее руке. — Под моей юрисдикцией и контролем…

Хардинг остановил полотер. Он бросает его в коридоре, берет стул, ставит его рядом со стулом Макмерфи и садится. И тоже зажигает сигарету.

— Мистер Хардинг! Вернитесь к своим обязанностям!

Голос звучит так, словно она вбивает гвоздь, и это кажется мне таким забавным, я едва не рассмеялся.

— Мистер Хардинг!

А потом подходит Чесвик и тоже приносит себе стул, а потом подходит Билли Биббит, а за ними Скэнлон, Фредериксон, Сефелт, а потом и мы все бросаем швабры, веники, тряпки и приносим себе стулья.

— Прекратите это. Прекратите!