Час испытаний - Ростовцев Эдуард Исаакович (1963)

После долгих споров решили готовить оперу «Паяцы». Логунов, конечно, хотел, чтобы премьера была поставлена на чисто немецкий сюжет: дать хотя бы того же «Фауста». Однако он понимал, что собранная им разношерстная труппа не осилит большую оперу. Не было в театре и приличного баса. А что стоит «Фауст» без Мефистофеля? Постановка же одноактных «Паяцев» не вызывала особых затруднений, а партия Канио была как бы специально написана для Кулагина. На Кулагина Логунов делал главную ставку. Галке дали роль Неды.

Первая репетиция продолжалась недолго — дольше ждали Кулагина: он явился, как подобает восходящей знаменитости на час позже. Во аремя репетиции он капризничал, спорил с Логуновым, делал замечания дирижеру. К Галке Кулагин отнесся покровительственно: хлопал ее по плечу, давал советы, как тянуть, как сокращать звук. Надо признать, советы были дельными, но развязный тон, которым они давались, раздражал девушку. Даже шарф, которым Кулагин постоянно кутал шею, действовал ей на нервы.

Галка злилась, но молчала. Она хотела одного: поскорее уйти. В сквере на Пушкинской улице ее должен ждать Гордеев. Она едва дождалась конца репетиции. Но у выхода из театра артистов задержал полицейский.

— Господа, советую подождать. В городе неспокойно.

Из вестибюля через разбитое стекло Галка видела, как по безлюдной улице на мотоциклетах промчался отряд немецких солдат. Где-то неподалеку ударило несколько выстрелов. Потом мимо театра проехала вереница крытых брезентом грузовиков. Из-под брезента слышались приглушенные крики, детский плач, причитания женщин.

— Что там происходит? — спросил кто-то из артистов.

— Немецкие власти акцию проводят. Облаву, стало быть! — охотно пояснил полицейский. — Как в порту пароход подорвался, так они стали людей на приморских улицах хватать.

— Какой пароход? — спросил подошедший Логунов. — Что ты врешь?

— Никак не вру, господин бургомистр! Сущая правда. Разве вы не слыхали, как ударило? Час назад. Наверно, вам музыка, звук заглушила. В помещении оно, конечно, меньше чувствуется.

— Говори толком, что случилось?

— Немецкий пароход с боеприпасами потопили. Только начали его разгружать, а тут как рванет.

— Разве был налет? Почему воздушную тревогу не объявляли?

— Какой там налет! Говорят, партизаны мину подбросили. Диверсия, стало быть.

Логунов чертыхнулся. Пустовойтова торопливо перекрестилась. Кутая горло шарфом, подошел Кулагин. Узнав, в чем дело, он удивленно присвистнул.

Галка не верила своим ушам. Как?! Взорван тот самый пакетбот, который она видела днем в порту; тот самый, что подобрал в море дель Сарто? Странно. Если это диверсия, то партизаны тут ни при чем. Гордеев предупредил бы ее: ведь он знал, что она сегодня идет на связь. Случись этот взрыв немного раньше, Хюбе ни за что бы не выпустил ее из порта.

Облава кончилась, но улицы по-прежнему оставались безлюдными — жители не решались выходить из домов. Ждет ли Гордеев в сквере? Она уже опаздывает на полчаса. Галка ускорила шаг. Туфли вязли в расплавленном асфальте. Над морем собирались низкие серые облака, обещая дождь.

— Галочка, погодите!

Кулагин? Что ему надо?

— Галочка, нам с вами по пути. Разрешите, как говорят в вашем городе, пришвартоваться?

Он бесцеремонно взял ее об руку.

— Если вам не трудно, называйте меня Галиной Алексеевной, — отстранилась Галка.

— Простите, — опешил Кулагин. — Если те несколько советов, что я дал на репетиции, обидели вас, то я обещаю впредь воздерживаться от каких бы то ни было наставлений.

— Возможно, ваши замечания были уместны. Однако это не основание для фамильярности.

— Ах, в-о-он оно что-о! — протянул Кулагин. — Я совсем забыл, что имею честь говорить с дворянкой земли русской! Простите великодушно. Я человек простой и не обучен благородным манерам.

— Не обязательно быть дворянином. Достаточно не быть хамом! — вспыхнула Галка.