Усмирители - Гамильтон Дональд (1962)

Он мотнул головой в сторону мотеля.

- Там еще чертова куча выдающихся ученых. Отогреваются, млеют... Еще есть сенаторы и конгрессмены. И попробуй, скажи, будто не знаешь, чего ради сыр-бор загорелся!

- Догадываюсь, - ухмыльнулся я.

- А уж охраны сюда пригнали! С наибольшущей буквы "О", между прочим! Высморкаешься, выбросишь салфетку - и тотчас несется ищейка. Подбирает, разворачивает, убеждается: в бумажке - простые сопли, никаких шпионских записок. Все. Остаешься вне подозрений. До следующего чиха, разумеется...

- Стало быть, - вздохнул я, - посторонним на репортаж надеяться нечего. Дружок замахал руками:

- И думать забудь! Хотя...

Парня буквально распирало сознанием собственной исключительности. Дружок не утерпел. Понизил голос.

- По старой дружбе... Только я тебе ни словечка не говорил! Секретные сведения! В Карлсбаде, в Национальном парке, запретили посещать подземные гроты. Знаешь, эти: со сталактитами, сталагмитами, боковыми ответвлениями...

- С какой стати?

- Шевели мозгами, - хихикнул Дружок. Я изобразил зоологическую тупость.

- Нальди велел! Объявили во всеуслышание, будто пещеры почистить собрались да подновить, но дело-то не в этом! Из домов, расположенных неподалеку, людей выселяют! Временно... А от эпицентра до Карлсбада - без малого двести миль. И это совсем иная горная цепь!

- Ух ты, - произнес я. - Вот так-так!

- Из достоверных источников! - зашептал воодушевленный Мак-Кенна. - Только ежели ты, кляча старая, меня упомянешь как источник - дружбу побоку!.. Утро доброе, Пейтон!

Позади послышались шаги. Чья-то рука ухватила меня за плечо, бесцеремонно развернула. Существуют великолепные способы ответить на подобное приветствие, но все они изрядно расстраивают невоспитанной стороне здоровье. Бремя для встречных любезностей было неподходящим.

Я проглотил оскорбление действием и очутился лицом к лицу с худощавой особью, облаченной в серый костюм, серое габардиновое пальто и шляпу со столь узкими полями, что их назначение оставалось чистой загадкой. Особь, однако, не выглядела забавно - даже здесь, в Техасе, краю широкополых "стэтсонов".

Кстати, обладатели бесцветных, источающих расчетливую злобу глаз не кажутся забавными нигде и никогда. Я насмотрелся на подобных в Европе, во время войны. Там они таскали форменную одежду - тоже" между прочим, серую, - и маршировали строевым шагом...

- Он?!

Я подумал, что субъект обращается к Дружку. Это было бы глупо. Но рядом возник еще один: побольше, постарше, явно привыкший носить мундир, а не костюм. Возможно, офицер в отставке, а еще скорее - полицейский. Человек поглядел на меня, потом на пикап, кивнул.

- Он, мистер Пейтон. И машина та же. Проехал сквозь город час назад, вернулся и покатил медленно. Высматривает кого-то. Или что-то.

- Как давно раскатывает?

- Минут пятнадцать-двадцать. Затормозил впервые, именно здесь. Я и решил известить вас на всякий случай.

Пейтон безотрывно глядел на меня бесцветными глазищами. Ни серыми, ни голубыми, ни зелеными. Разумеется, какой-то пигмент наличествовал, но определить его затрудняюсь. О таких глазах лучше всего отозваться истасканным выражением "ледяные".

Глаза, присущие людям, которые всегда правы - даже если неправы в корне.

- Так, - произнес Пейтон. - Кто вы и что можете сказать в оправдание?

Дружок Мак-Кенна шагнул вперед:

- Отцепись, Пейтон, - сказал он весело. - Это вольный стрелок, фотограф газетный. Не всем же Дядя Сэм жалованье платит! Кой-кому и трудиться надо в поте лица. Что здесь преступного?

Я испытал известное смущение. Дружок ринулся оборонять приятеля, потихоньку состоявшего на жалованье у Дядюшки уже два с лишним года...

Субъект, именовавшийся Пейтоном, неторопливо уставился в округлую рожицу Мак-Кенны.