Признание - Гришэм Джон (2011)

— Донти, меня зовут Бен Джетер, я — начальник тюрьмы в Хантсвилле.

Донти кивнул, но вставать не стал и опустил глаза в пол.

— Нашего капеллана зовут Томми Пауэлл. Он уже здесь и пробудет до вечера.

— Мне не нужен капеллан. — Донти не поднимал глаз.

— Как скажешь. А теперь послушай: я расскажу, как здесь все происходит.

— Думаю, что знаю.

— Ладно, но все равно послушай.

После нескольких выступлений — одно ярче другого — напряжение немного спало. Огромная толпа афроамериканцев подступила к самому входу в здание суда, и часть манифестантов выплеснулась даже на перекрытую для движения транспорта Мейн-стрит. Когда желающих произнести в мегафон речь больше не нашлось, снова ударили барабаны, и толпа направилась по Мейн-стрит, размахивая плакатами и распевая «Мы победим!». Трей Гловер возложил на себя обязанность возглавить шествие и поехал на внедорожнике перед барабанщиками. От грохота рэпа дрожали стекла магазинов и кафе, откуда владельцы, служащие и клиенты с недоумением наблюдали за происходящим. Что так разозлило черных? Парень признался. Он убил Николь, и сам об этом заявил. Око за око.

Пока столкновений удавалось избежать, но город замер в тревожном ожидании.

Добравшись до Сиск-авеню, Трей и барабанщики повернули не налево, а направо. Выбери они путь налево, и колонна направилась бы на юг, откуда началось шествие, а движение направо означало, что протестующие устремились в часть города, заселенную белыми. Пока все проходило мирно — без угроз и эксцессов. Несколько полицейских машин держались на приличном расстоянии позади колонны, а остальные ехали по параллельным улицам. Через два квартала к северу от Мейн-стрит манифестанты оказались в престижном жилом квартале белых. Услышав шум, жители выходили из домов, желая посмотреть, что происходит, и тут же возвращались обратно — за оружием. На мэрию и полицию обрушился шквал звонков. На улице беспорядки! Что происходит с черными? Парень же сам признался! Сделайте хоть что-нибудь!

В пяти кварталах от Мейн-стрит располагался Сивитан-парк с полями для игры в бейсбол и софтбол[20] юношеских и детских команд, и Трей Гловер решил, что дальше идти не имеет смысла. Барабаны замолчали, и шествие остановилось. После митинга у здания суда люди постарше предпочли вернуться домой, и в рядах манифестантов, по оценкам полиции, осталось около тысячи двухсот крайне возбужденных человек — все моложе тридцати лет. О происходящем стало быстро известно, и толпа начала разрастаться за счет подкрепления из чернокожей молодежи, устремившейся к Сивитан-парку на машинах.

На другом конце города еще одна толпа афроамериканцев с возмущением взирала на следы пожара, изуродовавшего их церковь. Благодаря своевременно поступившему звонку и слаженной работе пожарных, урон, нанесенный строению, оказался не таким большим, как в случае с Первой баптистской церковью, но святыня все равно была осквернена. Огонь уже погасили, однако из окон по-прежнему валил дым. Из-за отсутствия ветра он расстилался по улицам и усиливал ощущение напряженности.

Отъезд Ривы в Хантсвилль был должным образом обставлен и отснят на пленку. Она пригласила друзей и родственников присутствовать на очередном душераздирающем спектакле, и все вдоволь наплакались перед камерами. В этот момент Шон Фордайс вылетел из Флориды, чтобы успеть взять у Ривы интервью перед самой казнью Донти.

Со стороны семьи жертвы там должны были присутствовать пять человек: Рива с мужем, двое их детей и брат Ронни. Ехать в одной машине на протяжении трех часов было не очень удобно, и Рива настояла, чтобы их вез пастор на церковном фургоне. Хотя брат Ронни и чувствовал себя абсолютно разбитым, перечить Риве в «самый важный в ее жизни день» он не смог. Семья загрузилась в десятиместный фургон с огромной надписью: «Первая баптистская церковь Слоуна, штат Техас» на борту, и он тронулся в путь под ободряющие крики друзей и родственников, махавших руками перед камерами.