Крестный отец - Пьюзо Марио (1969)

Наводка поступила, и теперь игроки повалили в заднее помещение кондитерской записывать ставки на полях своих газет, рядом с перечнем игр и вероятных подающих. Некоторые, толпясь у доски, продолжали держать за ручку своих малышей. Один, поставив внушительную сумму, глянул вниз на маленькую дочку и шутливо осведомился:

— Тебе сегодня кто больше нравится, птичка, — «Гиганты» или «Пираты»?

Девочка, плененная манящим звучанием двух имен, пролепетала:

— А гиганты, они сильней пиратов? — Чем рассмешила отца.

Перед писцами начала выстраиваться очередь. Заполнив до конца листок блокнота, писец отрывал его, заворачивал в него собранные деньги и отдавал Карло. Карло, выйдя через заднюю дверь, поднимался по лестнице в квартиру, где жил хозяин кондитерской. Там он передавал сведения о ставках в свой расчетный центр и убирал деньги в маленький стенной сейф, спрятанный за краем широкой оконной портьеры. Потом сжигал листок с записями ставок, спускал пепел в унитаз и возвращался обратно в кондитерскую.

Воскресные игры, в соответствии с законом, начинались не ранее двух часов дня, и следом за утренней густой толпой семейных мужчин, которые, пораньше сделав ставки, мчались домой забирать свою семью на пляж, потянулись холостяки вперемешку с заядлыми игроками, готовыми ради своей страстишки обречь домашних томиться в воскресный день от зноя в городской квартире. Теперь клиент пошел серьезный, ставки возросли, многие приходили опять к четырем часам и ставили снова, так как иные команды играли в тот же день по два матча. Из-за таких игроков Карло и приходилось по воскресеньям вкалывать допоздна, не считаясь со временем, хотя и женатые тоже, случалось, звонили из-за города в расчете поставить еще разок и отыграться.

Часа через полтора волна искателей счастья схлынула, и Карло с Салли Рэгсом вышли посидеть на крыльце, проветриться. Глядели, как мальчишки гоняют шайбу по асфальту. Проехала полицейская машина. Двое и ухом не повели. У заведения имелись сильные покровители в полицейском участке, и на уровне местных властей оно было недосягаемо. Чтобы устроить облаву, понадобилось бы распоряжение с самых верхов, да и о нем успели бы предупредить заблаговременно.

Из кондитерской вышел Тренер, подсел к ним. Поболтали о бейсболе, потом разговор перешел на женщин. Карло сказал с довольным смешком:

— Моей бабе опять пришлось сегодня вмазать, чтобы знала, кто в доме главный.

Тренер небрежно уронил:

— Ей небось уже того и гляди раздваиваться?

— Да ну, съездил по роже раза два, делов-то, — сказал Карло. — Не помрет. — Он угрюмо помолчал. — Верховодить вздумала, представляешь, — ну нет, со мной это не пройдет.

Возле кондитерской еще болтались досужие игроки — точили лясы, обсуждали бейсбол, кое-кто присел на ступеньки за спиной у писцов и Карло. Вдруг ребятня, гонявшая шайбу по мостовой, бросилась врассыпную. К кондитерской на полном ходу подлетела машина, затормозила так резко, что раздался пронзительный визг, — и, казалось, еще не успела остановиться, когда из передней дверцы выскочил человек — с такой молниеносной быстротой, что все оцепенели от неожиданности. Это был Санни Корлеоне.

Его массивное лицо с тяжелыми чертами Купидона, с мясистыми, круто изогнутыми губами окаменело, изуродованное бешенством. В мгновение ока он очутился на ступеньках и сгреб Карло Рицци за грудь рубахи. Он рванул Карло на себя, пытаясь оттащить его от других и вытянуть на тротуар, но Карло оплел мускулистыми руками железные перила крыльца и прилип к ним намертво. Он сжался, стараясь убрать в плечи лицо и голову. Рубаха, за которую ухватился Санни, с треском разодралась.