Ньютон похудел. Неприятное зрелище: самый толстый парень в школе, Ньютон Торнтон, с проступившими, словно вырезанными из базальта скулами. Одежда стала ему велика и колыхалась на ветру.

– Кому нужны эти карточки «Еда-Без-Труда», – сказал он, поймав взгляд Макса. – Ричард Симмонс… – Ньюту удалось улыбнуться, – …чертов слюнтяй.

Он сидел на камне, нестройно напевая какую-то песню, а Макс возился с мотором лодки. Опускалась ночь, холод просачивался за воротники и леденил спины.

– Ты не поверишь, Макс, какой я голодный.

– Попробуй пососать камешек. Мама говорит, что так индейцы контролировали свой голод. Когда отправлялись на поиск видений или типа того.

Ньютон поднял голыш и сунул его в рот.

– Соленый, – сообщил он. – И каменный.

Ребята посмеялись. Макс снова занялся мотором. Он ввинтил свечи зажигания на место и захлопнул крышку.

– Я проглотил камешек, – сказал Ньютон. – Упс.

– Пососи еще один. – Макс изо всех сил пытался сохранять небрежный тон.

Канистра с топливом стояла там же, где ее вчера оставили. Макс отвинтил крышку бензобака и пустил в него булькающую струю, стараясь не пролить ни капли. Он слышал за спиной скрежет и очень беспокоился, что это Ньютон жует камни.

– Собери все, что тебе нужно, – сказал Макс, не решаясь оглянуться. – Мы скоро отчаливаем.

– Ты даже не знаешь, заведется ли мотор, – устало произнес Ньютон. – А он, скорее всего, не заведется.

– Зачем ты так говоришь, Ньют? Почему бы ему не завестись? И почему бы тебе не понадеяться на это?

Макс обернулся и увидел трагичный взгляд Ньютона.

– Я имею в виду, – произнес тот, опустив подбородок и глядя себе под ноги, – что, если он и заведется, ты должен ехать один.

– Что за дурость? Зачем мне так поступать?

– Затем, что я болен, Макс. А если я болен, то тебя, возможно, не пустят домой. Решат, что тоже заразился.

– Кто решит?

Ньютон пожал плечами:

– Да ладно, не тупи. Кто бы там ни был. Полиция. Армия. Чуваки на вертолете. Те, кто следит за тем, чтобы никто не пришел нас спасать.

– Ну, возможно, я уже тоже заболел. Какая разница? Они смогут нас вылечить.

Ньютон со знанием дела покачал головой:

– Будь ты болен, почувствовал бы.

Макс подошел к нему и положил руку на плечо. Сквозь одежду Ньютона просачивался жар. И оказалось, что тот жуткий сладкий запах не такой уж противный, если исходит от Ньютона. Слегка напоминает печенье с шоколадной крошкой.

– Мне страшно, Макс, – тихо сказал Ньютон.

– Мне тоже, Ньют.

Макс боялся, что если уплывет без Ньюта, то вернуться за ним не позволят. Кто бы там ни принимал такие решения. А значит, Ньютон умрет на острове. Свернувшись калачиком в хижине. Или в темном подвале, как животное. Умрет от боли. Но что еще важнее и гораздо хуже – умрет в одиночестве. Ньют такого не заслуживал. Он – хороший человек. И должен прожить очень долго. Жениться, завести детей. Научить их всему тому занудству, которое знает сам. Он должен стать счастливым. Только такая развязка будет справедливой.

Макс был уверен, что если уплывет без Ньюта, то никогда больше его не увидит.

Страх бросить друга оказался сильнее того слепого ужаса, который Макс испытал в пещере. Смерть Ньютона означала бы, что они напрасно пережили всю эту жуть, разочарование и ярость.

Если они не выберутся вместе, то ради чего это было?

– Сядь на носу лодки, ладно? А я сяду сзади. Мы не будем прикасаться друг к другу. И тогда не будет причин не пускать меня домой.

Ньютон благодарно улыбнулся:

– Хороший план, Макс.

48

УЖЕ СТЕМНЕЛО, когда Макс повел лодку прочь от берега.

Мотор завелся не сразу. Из его корпуса валил дым. Невыносимо долгий миг казалось, что подшипники поджарятся и двигатель заглохнет… Но после нескольких грубых рывков шнура он ритмично загудел.