Отряд - Ник Каттер (2014)

Над ними пролетает стая птиц – не вездесущих чаек, а угольно-черных воронов с пронзительными глазами – их тени накрывают лодку. Кент слышит невыносимые крики и может разглядеть гнилые клювы. Из-под крыльев сыплется пепельная пыль. Она разлетается по воздуху крошечными белыми ленточками, точно серпантин на параде.

Страх прокрадывается в сердце Кента. Лучше бы ему так не пугаться. Отец всегда учил, что страх – бесполезная эмоция. «Страх – всего лишь слабость, которая покидает тело», – не раз говорил он Кенту.

Но во всей этой сцене есть что-то неправильное. В грозных фигурах среди облаков, в разлетающихся белых существах… И в отце. В отце…

Полицейская форма висит на нем. Отец тянется к Кенту похожими на палки руками – такие подошли бы узнику концлагеря. Его пальцы – это просто клацающие кости. Лицо – одни сплошные скулы, выпуклые дуги бровей и тонкая как пергамент кожа, натянутая до предела.

– Долгая ночь! – кричит это отощавшее привидение. – Долгая и голодная ночь! Вкуснятина-ням-ням!

Отец дотягивается до Кента, костлявые руки вцепляются в плечи, впиваются, пронзают. Джефф Дженкс наклоняется ближе, его кожа лопается – на лице, будто на костяном фарфоре, появляются тонкие трещинки. Потом они соединяются, начинают извиваться, и внезапно Кент понимает, что лицо отца состоит из сотен белых пульсирующих трубочек.

– Никто меня не любит, – печально поет отец-червь. Извивающиеся алебастровые личинки скатываются с его губ, попадают в рот, довольно извиваются на дырявом, будто швейцарский сыр, языке. – Никто не уважает, пойду я на болото, наемся я тобой.

Кент вместе с отцом падает на дно лодки. Лицо старшего Дженкса разваливается на части. Мерзкие твари срываются вниз, соскальзывают с воротника, теплыми дождевыми каплями падают на запрокинутое лицо Кента. Отыскивают его рот, нос, уши и глаза, вползают в них с жадным остервенением.

– Это всего лишь страх проникает в тело, – произносит отец.

ИМЕННО НЬЮТОН предложил составить список.

Инстинкт самосохранения подсказывал мальчику, что это самый разумный план. Когда мир вокруг рушится, лучше поставить перед собой несколько простых задач и сосредоточиться на них. А пока над ними работаешь, у разума есть возможность справиться с ситуацией. Если преодолеть первый шок – от смерти и внезапной изоляции, – то, возможно, позже появится план получше.

Они стояли на берегу: Эфраим, Макс, Шелли и Ньютон.

– Три пункта, – начал Ньют. – Во-первых, найти какую-нибудь еду. Во-вторых, лекарство для Кента.

– Зачем? – спросил Шелли. – Он просто кончит, как Тим.

Ньютон резко вскинул голову. «Заткнись, Шел. Заткнись и уйди. Дотопай до океана и утопись в нем».

– Этого мы не знаем. Мы вообще ничего не знаем.

Шелли только улыбнулся – невозможно сказать, то ли печально, то ли ядовито, – и побрел к кромке воды. «Вот и правильно. Просто не останавливайся, придурок», – подумал Ньютон и продолжил:

– В-третьих, мы сделаем плот или весла для лодки, которая у нас уже есть.

Эфраим, упершись в колени, согнулся пополам, его вырвало на камни. Тело вибрировало, словно камертон, по которому ударили изо всех сил. Некоторое время он так и стоял, тяжело дыша, затем выпрямился, вытер губы и произнес, глядя на остальных:

– Даже не знаю. Я не знаю, что теперь делать.

Он замолк и посмотрел на костяшки пальцев. С какой-то одержимостью потер их, и по запястью снова потекла кровь.

– Это нормально… – заговорил Ньютон.

– Это не нормально, – перебил его Эфраим. – Скаут-мастер мертв. Он… Боже, его живот разорвался, и оттуда высыпалась куча червей. Червей. Как, черт возьми, они туда попали?

– Мы должны держаться подальше от хижины, – произнес Макс. – И делать, как сказал Ньют. Добыть еды. Сделать плот или что-то вроде того. Найти способ вернуться домой.

– А ты уверен, что мы сможем вернуться? – крикнул Шелли с пляжа.