Край чудес - Ольга Птицева (2020)

– Желатиновые фотопластинки производились с использованием бромида серебра на основе технологии, разработанной братьями, – вещал Игорь Саныч. – В 1883 году фабрика семейства Люмьер изготовила двести двадцать шесть тысяч таких пластинок. Дальше – больше! К 1890 году на фабрике трудилось уже двести рабочих, которые производили четыре миллиона пластинок в год. Ничего себе продуктивность, правда?

Сидящий у прохода Рудик Троеполов захихикал, Кира растянула губы в улыбке, чтобы не отставать, но лекцию уже не слушала. Телефон жужжал еще. И еще. Кира накрыла его блокнотом. С матовой темной обложки неодобрительно посматривал насупленный воробей. Стикеры с многозначительным «Бесишь!» Кире притащил Тарас аккурат перед сдачей пробного ЕГЭ по математике. Забежал к ней в перерыве между тренировкой и съемками, наскоро чмокнул в плечо. И, пока по телу Киры разбегались колючие мурашки, приклеил первую злобную птицу на ее новенький молескин.

– Будут тебя мотивировать к труду и обороне, – хохотнул он.

– Куда? – только и успела ахнуть Кира. – Еще и криво так…

Она уже тогда начала копить деньги. Отказалась от репетитора по обществознанию, продала старую камеру и абонемент на фотокурсы в придачу, выставила на «Авито» раритетный тетрис и решила, что до выпускного не будет тратиться ни на что, кроме проездного и обедов. Молескин ей подарил папа. Без особого повода. Зашел после ужина в комнату, Кира вздрогнула от стука и, пока папа топтался в дверях, подумала, как же тихо стало в квартире.

– Ну, ты как? Готовишься? – Папа наконец присел на краешек кровати и вытянул длинные ноги, из-под домашних треников торчали полосатые носки.

– Типа того, – пожала плечами Кира.

На столе у нее горой высились книжки по истории кино. Задачник с тестами по математике она запулила в дальний ящик, чтобы не мозолил глаза.

– Молодец… – задумчиво покивал папа и протянул ей что-то завернутое в пакет. – Я вот тебе принес.

Кира разорвала скрипящий пластик, отбросила в сторону, а новенький молескин – черный, матовый, с гладенькой адресной вставкой – остался лежать в руках.

– Ты же такой хотела? – Папа улыбался, под глазами у него сгустилось темное, а морщины пролегли совсем уж глубоко.

Нужно было обнять его, прижаться щекой к футболке, пахнущей сигаретами и кондиционером для белья, сказать что-нибудь честное: папа, ты не должен себя загонять, папа, береги себя, пап, у нас в стране больше половины мужчин за пятьдесят умирают от сердечной недостаточности, а ты еще и куришь, пап, и работаешь в две смены, нельзя так, нельзя, понимаешь, пап? Но Кира только кивнула и потерла краешек молескина.

– Такой, да. Спасибо, пап.

Папа хлопнул ладонью по колену и поднялся.

– Ты не засиживайся, погулять сходи, развейся, – попросил он, остановился в дверях и тихонько добавил: – И не грусти.

Мама в тот день вернулась совсем поздно, долго шумела водой, потом вышла на кухню. Кира как раз поставила на плиту сковородку.

– Котлеты будешь?

– Ой, нет, устала так, что подташнивает. Давай кофейку?

В тусклом свете абажура мама выглядела лет на десять старше. Кира щелкнула кнопкой чайника и опустилась на табуретку.

– Как вечер прошел? – Мама насыпала в чашку растворимого кофе и бросила два кубика сахара.

– Спокойно, – соврала Кира: слишком уж красными были мамины глаза – то ли тушь смывала шампунем, то ли плакала под душем.

– Хорошо.

Они молчали, пока чайник не закипел. Молчали, пока мама пила кофе – быстрыми маленькими глотками.

– Папа тебе блокнот подарил? – спросила она, грызя старый крекер из вазочки.

– Да, спасибо, я такой и хотела. – Кира улыбнулась пошире. – Но не надо было. Он же дорогой.