Край чудес - Ольга Птицева (2020)

– Край. Так прозвали это место. – Он помолчал, размышляя, потом ухмыльнулся. – И больницу в целом, и пустую шахту лифта, прорезающую больницу с девятого по первый этаж. Никаких ограждений, никаких преград.

Кира обхватила фонарик двумя руками, чтобы свет не дрожал.

– В две тысячи пятом с края шагнул Леша Краюшкин. Ему было пятнадцать. Сколько безымянных жертв Ховринки было до него – неизвестно. Сколько после – не имеет значения. Место стало знаковым для любого, кто принял законы ХЗБ на веру.

Южин требовательно посмотрел на притихшего Костика. Тот тяжело сглотнул и отошел глубже в коридор. Кира отвела фонарик в сторону, чтобы от Костика в кадре остался один только силуэт, и Тарас медленно перевел камеру на него.

– Что ты знаешь о Крае? – спросил Южин, обращаясь к утонувшему в темноте проводнику.

Костик замешкался. Кира разглядела, как нервно он теребит мочку уха, будто ждет, что кто-то подскажет ему ответ. Пауза затянулась. Из ролика ее вырежут на монтаже. Но из пустынного коридора и плиточной рекреации нельзя было вырезать ничего лишнего, тревожного и мучительного. Ни секунды промедления и поиска слов.

– Край… – наконец прошелестел Костик. – Край на восьмом. Туда часто ходят, смотрят на стены. Надписей там много. И та. Главная. Она тоже там есть.

– Какая главная?

– Про больницу… – и снова сбился, откашлялся чуть слышно. – Больница – это край чудес, пришел в нее – и там исчез. Все про нее знают.

– И кто это сочинил? – не унимался Южин.

Голос у него стал холодным и отстраненным. Не интервью с проводником, а допрос с обвиняемым. Костик все тер ухо, прислушивался к несуществующим голосам в своей голове. Кире даже показалось, что она слышит их бормотание.

– Краюшкин и сочинил, – наконец ответил Костик. – Говорят, он местный был. Ховринский.

– И что это значит?

Костик сделал маленький шаг вперед и почти вышел на свет – лица еще не разглядеть, но глаза блеснули отчетливо.

– Значит, больничка тебя своим выбрала. И не отпустит. С ней останешься. Тут всегда будешь. Хочешь не хочешь, а будешь. Без вариантов.

Южин то ли хмыкнул, то ли откашлялся, но быстро вернулся к холодному тону допроса. Тарас уже понял, что беседу точно придется резать, слишком затянулась она, пошла не в ту сторону. Но перебивать заказчика – плохая идея, даже если заказчик этот генерирует несусветную дурь.

– Ховринские отсюда до конца не уходят. – В голосе Костика прорезалось раздражение.

– Или что? – резко спросил Южин. – Как Краюшкин? С восьмого этажа на первый по шахте лифта?

Костик судорожно втянул воздух, но промолчал. Его молчания было достаточно, чтобы закончить эпизод, но Южин решил дожать последним вопросом:

– А сам ты какой? Ховринский?

Костик дернулся, отпустил истерзанное ухо и поднял на Южина глаза, полные воды.

– Да пошел ты! – выкрикнул он и припустился по коридору в кромешную тьму.

Эхо подхватило последнее «ты», размножило его, потащило следом, тревожа залежи пыли и бетонной взвеси, спящей по углам. Тарас медленно опустил камеру, Южин застыл в окружении битой плитки. Шаги Костика затихали в глубине западного крыла. Кира выключила фонарик, сунула его в боковой карман рюкзака, брошенного на пол, и сорвалась с места до того, как Тарас успел ее остановить.

Тайны заброшенной больницы могли быть шуткой. Но малолетние суицидники на краю восьмого этажа – нет. И полные воды глаза Костика тоже.

«Стой! – хотела окрикнуть его Кира, но эхо караулило каждый звук. – Костя!» – рвалось из горла, но их шаги и без того оглушительно разносились по всему этажу.

Костик добежал до колонны, выложенной красным кирпичом, и остановился, тяжело дыша. Под курткой поршнями ходили острые лопатки. Сними ее – и увидишь, из каких косточек собрано хлипкое тельце.

Кира остановилась перед колонной, дождалась, пока Костик распрямится.