Курган. Часть 1, 2 - Сергей Байбаков (2017)

Собравшееся после освобождения Триграда вече, никак не могло решить судьбу Годослава. Горожане разделились на два лагеря: большинство требовало для воеводы смерти. Им возражали дружинники. Они не понаслышке знали о ратных заслугах Годослава и что он хорошего сделал для Альтиды. «Да, — говорили они, — наказание должно быть суровым. Но не смерть… Если бы не подвиги воеводы Годослава, то мы не стояли бы здесь и не решали его судьбу». Те, кто желал смерти воеводы, смолкали. Возразить нечего.

Ведь выпестованная Годославом дружина не раз отражала вражеский набег и выбивала супостата с альтидских земель. И пусть все это в прошлом! Но тем и сильна Альтида, что чтит подвиги ушедших предков и ныне живущих героев. А то, что воевода Годослав бился не щадя себя, никто не сомневался. Но… Герой — оказался предатель!

Воевода не ушел с вестфолдингами, хотя знал, что на родине его ждет смерть. Наоборот, когда альтидское войско вошли в город, то Годослав на короткое время принял свою дружину и с безумной отвагой шел впереди воинов, будто искал смерти, которая его не брала. А когда добили последнего викинга, воевода сложил меч, призвав осудить себя скоро и беспощадно.

Что же произошло с Годославом? В чем причина? Что за морок на него нашел? Воевода жил в достатке: большое подворье; в каменных хоромах много изысканных и дорогих вещей; за городом пасся его большой табун. От казны воеводе, как тысячнику, шло немалое содержание. Власть? Ее у воеводы и так предостаточно. Не у каждого альтидского князя столько сил и возможностей. Так что мысль о возможном подкупе Годослава вестфолдингами отпадала.

Почему же воевода предал Триград, изменил Альтиде? Никто не понимал, что толкнуло его на это.

Воеводу заточили в темницу под надежную охрану. Рубить с плеча не в обычаях триградцев. Пусть время рассудит: Годослав серьезно болен, и может умереть своей смертью. Казнить воеводу не решились. И даже, помня былые заслуги, оставили ему как воину нож. Так прошло несколько дней.

Сидя в каменных стенах и ожидая решения, воевода готовился к смерти. Она его не страшила: «За содеянное надо держать ответ!» Воевода не думал о жизни, ему давно стало безразлично, когда и как умереть. Годослав жаждал уйти в Нижний Мир, но наложить на себя руки не давала коварная апрамея.

На пятую ночь заточения у Годослава кончились те крупинки порошка, что хранились в перстне с тайником.

Лишенному апрамеи воеводе стало плохо: он бился в ознобе, кутаясь в подбитый мехом плащ, изо рта шла пена. Тело стремительно обметало лиловыми струпьям. Под утро дикий крик всполошил охрану.

— Тебе плохо, воевода?! — ужаснулся вбежавший стражник. — Может, позвать знахаря? Волхва?

— Нет, знахарь не поможет, — стучал зубами воевода. — Прошу, кликните Всеславу. Может, придет… Проклятый порошок! — кусая потрескавшиеся губы, простонал Годослав, — проклятая апрамея!

Стражник не понял последних слов, сочтя их горячечным бредом, но просьбу исполнил. Виновен или нет воевода — это еще неясно, но воля уходящего в Нижний Мир священна. А то, что Годослав умирает, стражник не сомневался.

Вскоре пришла Всеслава. Неприступная, суровая… Но при виде воеводы вся ее надменность исчезла, и на глаза навернулись слезы. Она не отреклась от отца. Всеслава не верила, что он способен на измену. То, что с ним случилось — тайна. Ее беспокоили произошедшие с отцом перемены. Еще два года назад воевода был совсем другим. Когда Всеслава пыталась выяснить о причине недуга, он только мрачнел и пресекал разговор. Но дочь хорошо знает отца! Всеслава не понимала, что могло сломать такого сильного человека, как воевода Годослав.

— Что с тобой, батюшка? Тебе плохо? Ты умираешь?!

— Еще нет, — простонал воевода. — Но недолго осталось. День, может меньше. Я ухожу в Нижний Мир. Я хочу сказать тебе, Всеслава…

Не слыша, что говорит отец, Всеслава твердила: — Что надо сделать, батюшка? Крикнуть знахаря? Ведуна? Волхва?