Мастер-класс - Кристина Далчер (2020)

И я продолжила, но не сразу. Сперва меня вырвало, вывернуло наизнанку смесью воды и клюквенного сока, которую я как-то ухитрялась до сих пор в себе удерживать. А потом я снова принялась искать, пока не нашла. Одинокая заколка для волос обнаружилась во втором ящике снизу; она застряла в щели между стенкой и днищем. Я извлекла ее и подняла вверх, точно гребаный олимпийский факел.

Десять минут спустя я представляла собой нечто потное и бесформенное, жалкой лепешкой растекшееся по деревянному полу возле двери. Вокруг по-прежнему стояла мертвая тишина, слышался лишь бешеный стук моего сердца. И я совершенно не могла дышать.

Дыши, дыши! Подумай о Фредди, подумай об Энн! И дыши! Ты должна дышать!

Должна, но ничего не получалось. Воздух поступал в мои легкие крошечными порциями, каких было бы мало даже птичке. И тут до меня донеслось знакомое мурлыканье автомобильного двигателя — сперва в отдалении, затем все ближе и ближе. Все ясно: Малколм вернулся. И я до некоторой степени даже благодарна была за этот извинительный предлог, позволивший мне уползти обратно в постель и спрятаться под простынями.

Глава шестьдесят седьмая

Сегодня ночью мне снились сны.

Я находилась в какой-то маленькой комнатке, где пахло подгоревшим кофе и лекарствами, а мужчины в белых халатах тянули меня за ноги в разные стороны, вывихивая мне суставы и заставляя буквально вопить от боли. Справа и слева от меня танцевали, взявшись за руки, какие-то девушки в синих плиссированных юбках. В одной из них я узнала Ому. А остальные — это мои дочери, Джуди Грин, Розария Дельгадо и Мэри Рипли. У всех девушек лица были человеческие, а тела лисьи. Или, может, наоборот.

В дальнем конце комнаты виднелась какая-то дверь, то ли полуоткрытая, то ли полузакрытая. Стакан наполовину пуст или наполовину полон? — таков старинный философский вопрос. И одна часть моего «я» отвечала: «полон», а другая — «пуст». Так и с этой дверью: моя женская часть считала ее закрытой, а вторая, материнская, твердила, что она открыта. Фредди вдруг заплакала, а Джуди Грин быстро поднесла к моему горлу что-то острое и сверкающее.

Затем в комнату вошли Лисса и Руби Джо и разошлись в разные стороны, чтобы по очереди наклоняться ко мне и шептать:

Это было не совсем принуждение.

Там ведь и без согласия не обошлось.

Большинство людей ничего об этом не знают.

А тем, кто знает, это безразлично.

Потом вперед вышла Джуди, в ее глазах я читала обвинение: Вы ведь знали, что результаты тестов были подменены, ведь знали, правда?

Нет. Нет, я не знала. Мои губы и язык старались вытолкнуть нужные слова, но изо рта не вылетало ни звука. Кто-то отнял у меня ту часть, что дает нам способность говорить.

Там они часто делают нам больно. Мне они много раз делали больно, а скоро будут делать больно и вашей дочери тоже.

И передо мной стали возникать безобразные картины. Я видела того толстяка-охранника из школы № 46. Видела, как поворачивается ключ в замке, как вываливаются из гнезд крепежные болты. Видела, как шагают по деревянным половицам тяжелые черные ботинки. Видела, как толстые грязные руки судорожно расстегивают молнии и пуговицы…

И слышала ужасные звуки: хриплое звериное рычание и тоненький жалобный голосок, слабое «нет!», смолкшее, когда потная ладонь накрыла девичий рот; слышала шуршание простыней и резкий звук пощечины, после которого все словно замерло.

Я слышала эти «нет», «НЕТ!» и «НЕТ!!!». А потом не стало слышно ничего. До меня доносились лишь заглушенные подушкой стоны и то единственное слово, которое каждый произносит, когда ему становится совсем уж невмоготу. Мама! Мамочка! Нет, не «боже мой», не «дух святой», а мама.

Только мама может спасти. И тогда я вдруг услышала свой собственный голос, не только оживший, но и ставший гораздо сильнее: Не смейте! Не смейте прикасаться к моей девочке!