Мастер-класс - Кристина Далчер (2020)

Я, должно быть, проспала все утро и еще полдня. Проснувшись, я увидела, что мой нетронутый завтрак заменен ломтем киша и салатом, а также бутылкой питьевой воды и бутылочкой с клюквенным соком, которую я тут же с жадностью выпила, после чего отправилась в ванную комнату, чтобы привести себя в порядок.

Ничего не поменялось, хотя я высосала не меньше литра воды, прежде чем свалилась без чувств. Из ванной я вернулась совершенно без сил, вся липкая от пота и тут же снова легла. Меня бил озноб. На подносе с едой я обнаружила также записку от Малколма с напоминанием, что он не дома, но где-то поблизости. Эти слова, замаскированные под поддержку, на самом деле звучали как угроза. Я приподнялась, подложила под спину подушку и в таком полусидячем положении стала изучать поднос.

Ни одной таблетки на нем не было. Ни противовоспалительного, ни антибиотиков.

Я могла понять, что Малколм стремится поскорее со мной развестись — ведь, с его точки зрения, я так и не сумела вскочить в поезд здравомыслия, а если и вскочила, то давно уже спрыгнула на ходу прямо с подножки, возможно, еще за несколько лет до рождения Фредди. Но вот чего я никак понять не могла, это зачем моему мужу понадобилось, чтобы я умерла в собственной спальне.

И тут я вдруг почувствовала себя самой плохой матерью на свете. Ведь мне следовало бы не о себе беспокоиться, а спрашивать о том, что будет с Фредди, выяснять, действительно ли Энн находится у какой-то подруги или Малколм спрятал ее где-то еще. Мне бы следовало плакать из-за разлуки с обеими девочками, однако я пока что могла плакать только из-за того, что происходило со мной. О сепсисе я знала достаточно много, пожалуй, больше, чем мне хотелось бы сейчас знать. Недиагностированный, а тем более оставленный без лечения, сепсис способен убить человека за какую-то неделю, отравив его кровь, останавливая работу внутренних органов, подвергая свою жертву таким мучениям, что под конец она обычно ничего не хочет, только умереть и обрести покой. Я понимала: единственное, что может меня сейчас спасти, — это внушительные, прямо-таки раблезианские, дозы антибиотиков. И начинать лечение требовалось немедленно, черт побери. Так что я решила простить себе жалость к собственному истерзанному телу, ибо если всего одних суток хватило, чтобы я пришла в столь плачевное состояние, то нет никакой уверенности в том, что завтрашний день для меня вообще наступит и, самое главное, я сама захочу, чтобы он наступил.

Хорошо. Скоро я встану и попробую отсюда выбраться. Отопру этот чертов замок. Сейчас-сейчас, я только еще чуточку отдохну…

Да вставай же ты, чтоб тебя черти съели!

Да-да, сейчас. Еще несколько минуточек, и я непременно встану. Только сперва придется немного полежать с закрытыми глазами и приказать этой тошноте убраться прочь.

Вставай. Ну! Сейчас же!

Две стороны моего «я» яростно сражались друг с другом, я-женщина и я-мать, то есть сама я и та часть меня, от которой я добровольно отказалась, родив своих дочерей. Мне казалось, что женщина во мне побеждала, хотя и мать тоже не сдавалась. И вряд ли она была готова проиграть.

Ну ладно. Я попробую.

Молодец, хорошая девочка.

Малколм, конечно, вычистил мою ванную комнату, унес оттуда абсолютно все. Но кое о чем он, как и большинство мужчин, даже не подозревал, хотя подобные вещи известны каждой женщине. Я, например, точно знала, что в уголке шкафчика всегда можно найти заколку или шпильку для волос; они забиваются в какую-нибудь трещинку и в темноте совершенно незаметны. Я любила их пересчитывать, когда находила. Одна, две…

Красная заколка, синяя заколка.

У меня они не красные и не синие, а светлые, полностью соответствующие светлому интерьеру моей ванной комнаты. Стоя на коленях, я старательно ощупывала гладкие днища ящичков в поисках любой затерявшейся шпильки. Мне не нужно было их пересчитывать. Мне была нужна всего одна.

Продолжай искать!