Охота на охотника - Карина Демина (2021)

Ребята, когда Мороз уходил, шептались, что будто бы дело-то простое, пошуметь, народец попужать, а после пустить огоньку в купеческие кварталы, благо и огонь им выдадут такой, чтоб полыхнуло знатно. И уже там, когда пойдет гулять петух да огненный, никто спрашивать не станет, пустыми дома горели или как еще…

Шкеня сперва обрадовался, а после… недаром еще старый городовой, светлой ему памяти, пока жив был, то и весь участок свой в порядке держал, и Шкеню тоже, говорил, будто бы у Шкени чутье крысиное. Сперва-то обидным казалось, а после понял, это ж самая что ни на есть похвала.

Крыса – зверь осторожный.

И ныне чутье твердило, что не будет все так ладно, как им расписали. И пусть уплочено задатку по три рубля, да пропиты они и забыты давно. Прочие-то сидят спокойненько, лопают кашу, жиром заправленную, да добычу делят, еще не добытую, про приметы позабыв.

А Шкене неспокойно.

– Что? – Мороз протянул яблочко, которое Шкеня взял не без опаски. – С Мороза бы сталось и кочергою по руке загребущей огреть. – Неспокойно?

И улыбается себе в бороду.

– Неспокойно, – не стал отпираться Шкеня. – На дурное подписать хотят… на… не знаю… только от тут, в грудях, свербится…

– Уйти хочешь?

А яблочко наливное, с бочком полосатеньким, чуть придавленным. И крошки табачные прилипли. Шкеня поспешно головой замотал: знал он, как от Мороза уходят.

– От и верно… держись рядышком. И другим языком не трепи…

– Значит…

– Уговор есть уговор. Подрядились, надобно делать, а то ж честные люди не поймут, – Мороз протянул руки к огню. Поговаривали, что в первый свой побег с каторги он по молодости померз крепко, еле-еле магики откачали. Небось знали бы, кем станет, сами б добили. Как бы то ни было, теперича Мороз мерз даже в самую летнюю жару, вона, в шубейку старую укутался, только нос и торчит. – Запомни, дуралей, как бы оно ни повернулось, а заказы отработать надобно.

Шкеня кивнул, в яблоко вгрызаясь.

Отработает.

Только… в гущу самую лезть не будет, лучше уж без добычи остаться, чем без головы.

– И… когда? – осмелился спросить он, раз уж у Мороза настроение разговорное случилось, то грех было не воспользоваться.

– Скоро… вот, почитай, как наследника поздравлять станут, так самое и оно…

Шкеня подавил вздох.

В политику лезть не хотелось бы. Политические – народец дурной, бесноватый, можно сказать, и никогда не поймешь, чего у них в головах творится. Да только разве ж спросит кто, чего там Шкене охота?

Определенно. Отлынивать он не станет, но и вперед не полезет… ни за какие такие яблоки.

Мороз, будто догадавшись про этакие, вора честного недостойные мысли, лишь головой покачал: мол, что с тебя, дурня, взять.

Верно.

Ничегошеньки.

Стрежницкий к гостье отнесся настороженно.

– Живой? – поинтересовалась Авдотья для порядку.

Стрежницкий кивнул.

И глаз потер.

– Все-таки по рукам дам… – она устроилась в единственном креслице, огляделась и сказала: – Как-то тут… неуютно.

– Тюрьма же.

– И что? Тюрьма тюрьмой, а половички могли б и вытряхнуть. Картину повесить какую…

– Стрелецкой казни?

– Все шутишь? – с легкою укоризной произнесла она. – Небось как самого на эшафот поведут, тут тебе не до смеха будет.

– От когда поведут, тогда и заплачу, – Стрежницкий ногу за ногу закинул, что далось нелегко. И то ладно, он хотя бы сидит, а не на карачках ползает или в перинах помирает, как в прошлый раз.

Вот чего он не любил, так это выглядеть жалко.

– Она тебя убить пыталась, – Авдотья разглядывала его и не морщилась, и только от внимания этого становилось слегка не по себе. – Девица эта. Иначе зачем тебе ее убивать?

– Может, оттого, что я сволочь кровожадная?

– Это тебе кто сказал?

– Это все говорят.

– Не верь, – она отмахнулась и мягко спросила: – Очень чешется?